Читаем Ошибка канцлера полностью

– Сама правды хотела, сама и выслушай. Гневу твоего девичьего боялся, а царского не боюсь. Такое перевидал, что и страху-то во мне не осталося. В минуту сию жизнь кончится, и ладно – перекрещусь только да Бога поблагодарю, что отмаялся. А тебе, вишь, правды захотелось, будто сама ты ее не знаешь. Камчадалку мою поминаешь, так она мне выжить помогала. А чему Алексей Григорьевич, граф-то наш новоявленный, сановник первый империи Российской, тебе помочь мог? Любезного скорее забыть? От тоски да слез излечиться, снова птахой залетной защебетать? Не виню тебя, где там! Жизнь-то, она у человека одна, да и кто знает, длины какой. Может, через час оборвется, может, год протянешь, а Бог накажет, и до сту доживешь. Ну слюбилась ты с певчим своим, ну деток прижила, ну ночей одиноких не мыкала, и бог с тобой. Счастья тебе, да удачи, да царствования долгого, благополучного вместе с графом. Только меня оставь, не нужон я тебе – разве для памяти, не боле того. А ведь человек-то я живой, глядеть-то на все это, на благополучие семейное царское легко ли? Вспомнила ты меня, спасибо тебе, из ссылки спасла, богатством одарила, втройне спасибо, а в память деньков, о которых толковала, стихи про которые забыть не изволила, сердца моего не трожь, не ищи ты со мной разговоров, не требуй слов особенных, ласковых.

– Постой, Алексей Яковлич! Ты свое сказал, теперь дай я скажу. Гнева на тебя не держу. Жаль только, год молчал, да что уж об этом толковать. Виновата перед тобой, как есть виновата. Мне бы ждать, мне бы у окошка косящата сиднем сидеть, на дорогу глядеть, а ну чудо случится, мил-любезный друг на троечке обратно прилетит. Помене бы любила, так бы и сидела, от жизни бы не отступилась. А меня такая тоска взяла, что руки на себя наложить хотела, головой об стенку билась. Знала, не будет троечки с дружком любезным, не будет и весточки никакой – Анна Иоанновна, разлучница проклятая, сама доглядит, сама обо всем позаботится. Вам, мужикам, тут бы водку пить, а мне она как вода была: больше пью, горше на душе становится. Жила с Разумовским, детей ему рожала. Хороший он человек, простой, чего не поймет, того не тронет, сторонкой обойдет, слова добрые найдет, веселить старается, да бог с ним. Ты о камчадалке говорил, а я о нем так же скажу. Только что ты о ночах моих знаешь, о думах неотвязных – все будто как надо, а сердце рвется, места себе не найдет. Скажешь, какая той тоске цена? А про то одни бабы знают. Я, может, от тоски этой и о престоле думать стала, власти себе захотела, чтобы с каждым счеты свести, за каждую слезинку вдесятеро спросить. Искали-то тебя по Сибири, а я знала – не найдут, казню, лютой смерти не пожалею, хоть иная баба через то убиваться будет, счастья своего лишится. И то знала, ничего по-прежнему не станет. А надежду-то бабью, неразумную, имела – вдруг да вернутся те деньки слободские, вдруг все, что промеж нас легло, туманом разойдется. Неужто за тоску-то людскую платы нет, чтоб по справедливости, чтобы каждому свое. Да ладно, слова все это пустые! Сказала – не могла не сказать, а ни к чему. Чего видеть-то хотел, Алексей Яковлич?

– Отпусти, Елизавета Алексеевна.

– Как – отпустить?

– Отпусти от двора совсем, не приживусь я здесь.

– Да что ты, Алексей Яковлич, разве что посурьезней стал, не смеешься. Аль служба твоя тебе не нравится?

– Да что служба! Коли о правде заговорили, государыня, не могу я с графом Разумовским встречаться, каждый божий день его обок тебя видеть. Разум одно, а обида другое – отпусти.

– Куда ж ехать-то решил?

– Изволила ты, государыня, село мне на Волге подарить, большое, пребогатое – Работки. Я бы дом там построил, церковь благодарственную в память благодеяний твоих царских ко мне, грешному, там бы и жил.

– И не скучно тебе будет?

– Какая скука! Вот если б только...

– Говори, говори, Алексей Яковлич!

– Сынка со мной и дочку.

– А вот об этом не проси, Алексей Яковлич. Живут они, племянники Шмидтши, так и будут жить, так и судьбу их устрою. Нечего языкам повадку давать – одних разговоров не оберешься.

– Родные ведь – а так, без отца, без матери...

– Какие в царской семье родные. Да и лучше им отца с матерью не видать и не знать – легче жизнь проживут, бог даст, зла меньше встретят.

– Государыня!

– Оставь, Алексей Яковлич! Свою судьбу решил, не мне тебе перечить. Поезжай на Волгу, живи как хочешь, а о племянниках госпожи Шмидтши не поминай. Жаль, тебе их показала – обрадовалась больно, что живой, что снова тебя вижу.

– А судьбу какую им готовишь?

– „Судьбу“! Какая у них судьба. В деньгах нужды не увидят, а остальное – как случай будет. Вот мальчонка к наукам прилежен, учится пускай.

– Августу бы замуж..

– Сказала же, случай подвернется, не упущу.

– Может, за небогатого какого, подальше от Петербурга.

– Подальше-то подальше, да дорожка к царскому двору тот час проторится. От слухов не уйти. Это с камчадалками просто, а с дочерью царской поди сообрази. Разве с кем-нибудь из голштинцев дело сладится.

– А люди-то они какие?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное