Читаем Ошибка канцлера полностью

– Ой, государыня, как ты можешь! Я ведь спроста: молодость вспомнила.

– А теперь вроде в старухи меня выводишь: одной семьей росли, одной стареемся. Нет, Маврушка, и семьи не одной, и счет годам у нас разный. В милости никому не откажу, коли верно служит, только сначала служба должна быть, потом награда. Ты мне лучше про великую княгиню скажи, как она там?

– Да что сказать-то, государыня? Прости, не прогневайся, только я бы своему сынку получше невесту сыскала. И то сказать, росточку малого, тела сухого, лицом желтая, нос длинный, как есть рыба плоская – ни тебе посмотреть, ни тебе ухватиться.

– Ну хватать-то не нам с тобой. Это пусть Петр Федорович трудится, а что собой нехороша, может, с годами выровняется. Лет-то ей шестнадцать всего.

– Себя, что ли, матушка, в шестнадцать-то не помнишь? Сейчас хороша, а тогда выпуколкой какой смотрелась; кто ни пройдет, всяк оглянется. Как принц-то Голштинской на тебя засматривался, как надежду держал с тобой вместо Анны Петровны обручиться.

– Сынок не в отца, твоя правда. А что жена нехороша, так племяннику под стать. Он-то шебутной, бестолковой, Катерина тихая, голосу не подымет, аккуратная, глядишь, и мужа к порядку приучит.

– Многого от Катерины Алексеевны дожидаешься, матушка. Смотри не просчитайся. Этим тихоням-то только верить.

– А чего высмотрела-то, Маврушка?

– За книжками все сидит.

– Мы не сиживали, так грех-то невелик Все для племянника лучше, чем по углам бы с кавалерами амурничала.

Памятная медаль на воцарение императора Павла I.

– На мой разум, матушка, амуры-то лучше.

– Это чем же?

– С амурами понятней, да и в руках держать легче. Любовника поприжать, так и с метреской разговор короткий. Да и баба, которая с амурами, открытая вся: понятно, о чем думает, чего сей момент желает, чего на завтра готовит.

– А коли и непонятно, что за беда.

– То и беда, матушка, что вроде великая княгинюшка наша все присматривается, ровно к чему готовится. Двух лет не пожила, гляди, как чисто по-нашему говорить-то стала. Иной нашей с ней не сравняться.

– Старательная.

– Да чего стараться-то? Для чего прыть такая – и тебе язык русский, и писать учится, и над книжками разными сидит, а то разговоры ученые заводит.

– С кем же?

– Со стариками больше.

– А про что толк?

– По-разному. Одного спросит, что в Париже видал, другого про книжки какие, третьего про университет.

– Тоска какая! Не глядят на нее кавалеры, вот и придумывает, чтоб одной не сидеть. Племянничек небольшой до науки-то охотник.

– Да уж не грешит наш князюшка к ученью охотой, а вот ему бы и не мешало.

– Какое не помешало – крайняя нужда. Только нешто с ним столкуешься. У него на все один ответ – кабы маневры да солдаты. Только что-то полководцем он мне не кажется. Так разве – рядиться на прусский манер, а храбрости никакой, смекалки военной тоже. Жены и то развеселить не может. Катерина всегда глядит будто уксусу напилась, он словно таракана проглотил: не сообразит, куда тому таракану дорога – вперед аль назад.

– Ой, уморила, матушка! Как есть наша парочка!

– Да веселья-то мало, Мавра. Не повезло мне с наследниками, так не повезло, что дальше уж некуда. Сейчас горе, а каково с годами-то дело обернется. Веришь, не лежит у меня к ним сердце.

– Да как бы, матушка, ему и лежать. Теперь уж терпеть надо, терпеть – только и делов.

<p>Лондон</p><p>Министерство иностранных дел</p><p>Правительство вигов</p>

– Приходится признать, милорд, канцлер проявил удивительную жестокость в отношении своих замешанных в лопухинском деле родственников.

– Вы поступили бы иначе, Гарвей, тем более получив столь высокое назначение?

– Но если это объяснимо в отношении, скажем, жены брата, то совершенно непонятно в отношении родной сестры.

– Не будем заниматься истолковыванием поступков лиц, которые представляют для нас интерес только с дипломатической точки зрения. К тому же Бестужев оказался в сложнейшем положении, и выход ему приходилось искать за любую цену. Не думаю, чтобы сестра канцлера в свою очередь пожертвовала собой ради защиты брата. Женщины это делают только в отношении своих мужей.

– И любовников.

– Далеко не уверен. Как бы ни было велико увлечение любовником, он всегда остается явлением временным и не относится к той недвижимой собственности, которой женщины особенно дорожат. Зато муж входит именно в это понятие.

– Тем не менее канцлер, по-видимому, зашел слишком далеко в своих мерах предосторожности, так что удивил даже ближайших членов семьи.

– Что вы имеете в виду?

– В наших руках оказались копии письма, написанного Михаилом Бестужевым по его выезде из России, после освобождения из-под караула. Он просит оказать влияние на младшего брата, так как обращение канцлера с сестрой дает почву для самых неблаговидных толков.

– Влияние на канцлера? Вот это действительно любопытно. Кто же адресат письма Михаила Бестужева?

– Резидент пишет, что ему стоило немалого труда составить характеристику этого человека. Имя Ивана Ивановича Шувалова никому ничего не говорит.

– Придворный? В чинах?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное