Ошибка господина Роджерса

— Вам могут позвонить, написать письмо, возможно, назначат встречу… — Полковник говорил медленно, с расстановкой.

Я поднял голову.

— Это будет только в крайнем случае… — вставляю я, вспомнив наставления Роджерса.

— Вот и мы говорим о крайнем случае, — продолжал полковник. — На встречу сразу не соглашайтесь. Если у вас не будет времени связаться с нами, потяните и поставьте нас в известность. Вот вам наши телефоны. — И он протянул мне листок бумаги. Затем внимательно посмотрел на меня и решил:

— Ну, а об остальном в следующий раз. Время у нас есть. Сейчас вы взволнованы. Немного отдохните, а затем мы через два-три дня встретимся и обо всем договоримся.

— Да… Да… Охотно, — согласился я.

Сегодня, разумеется, волнений было больше чем предостаточно. На всякий случай я спросил:

— Теперь писать не нужно?

Чекисты невольно переглянулись.

— Вы имеете в виду Роджерсу? — спросил полковник. — Пока нет… Когда надо, мы скажем. Конечно, он не успокоится и, возможно, пойдет на шантаж. Но опасаться вам нечего.

Кажется, я не все понял. Полковник догадался, о чем я думаю.

— Что касается брата, то переписку с ним прекращать не надо. Переписывайтесь, как ни в чем не бывало. Держите нас в курсе всех ваших дел.

— Да, да…

— И на прощание последний вопрос… Дочь ваша встречается с сыном Фокина по-прежнему?

— Да.

— Ну и правильно. Пускай молодые люди сами улаживают свои дела.

…Ушел я, когда начало смеркаться. Порывистый ветер поднимал пыль, метался по улице. Но я не обращал внимания.

Вечер… Обыкновенный московский вечер, когда все куда-то спешат. Я шел медленно. Мне хотелось улыбаться и здороваться с каждым встречным.

Удивительное настроение…

Я шел, помахивая пустым портфелем, как приезжий, который неожиданно попал в большой город и сейчас с интересом и восхищением осматривается по сторонам.

Портфель стал легким, почти невесомым, хотя я вынул из него только тюбик «Поморина», фотоаппарат «Минокс», которым меня снабдил Роджерс, и пачку писем.

С письмами внимательно ознакомятся и вернут…

Кажется, прошла целая вечность и я с невероятным трудом дождался вот этих минут. Я могу просто идти, не страшась и не оглядываясь. Я могу думать о чем-то хорошем… Хотя сразу невозможно забыть недавние события.

Улицы Вены… Роджерс… Растерянное лицо Зори… Опять Роджерс…

Людской поток торопливо растекался по улицам, нырял в метро, в подземные переходы.

Рабочий день позади. Люди возвращались по домам. И никто из них не подумает обо мне: человек вырвался из беды, и не простой, а страшной беды. Человек был на краю огромной пропасти. Он делал к ней последний шаг…

Нет… Этого никто не знает. Даже не представляет! И не должен знать, кроме тех, кому положено. По привычке я заглянул в гастроном. Разноцветные марки вин на полках плясали перед глазами. Дразнили. Манили. С чувством собственного достоинства прошел мимо. Зашел в кондитерский отдел. Купил торт, конфеты. И снова влился в людской поток.

Мне, наверное, необходимо побольше бывать среди людей. Нужно избавиться от воспоминаний. Забыться. Но теперь без помощи водки.

Домой пришел поздно. Усталый, довольный, счастливый.

— Где ты пропадал? С ума можно сойти! — упрекнула жена.

Я поставил портфель. На него не обратили внимания. Думают, что там инструменты. Выложил из него покупки.

— Что это такое? Марина, посмотри на отца…

— Разбирай — и быстро все на стол. Марина, Лена, помогайте маме!.. — приказал я.

Первой подходит Марина.

— Невероятно… Что произошло?! По какому поводу? — говорит она.

Лена стоит на месте, смотрит, улыбается.

— Что случилось? Можешь сказать? У тебя же высокая температура… Куда сбежал? Перепугал всех, — засыпала вопросами жена.

О какой температуре может быть речь… Ее не было! Ничего не было! Хотя я был на бюллетене и мне назначен постельный режим.

Раздался телефонный звонок. Я опередил всех, схватил трубку.

— Слушаю… А, это вы, молодой человек. Здравствуйте! — отвечаю я и зажимаю рукой трубку. — Виктор! — кричу я, чтобы услышала дочь. — Как поживаете, Виктор? — Именно в это время появилась в коридоре Марина. — Сейчас. Передайте привет Ивану Петровичу. Даю трубку Марине.

— Виктор, если можешь, приезжай к нам поскорее! — Марина повесила трубку.

— Молодец! А я не сообразил позвать его. Эй вы, наследники, я голоден как буйвол. Поторапливайтесь, если вам дорога жизнь кормильца. Слышите?

Жена и дочь все еще с удивлением, даже с беспокойством поглядывали на меня.

— Да, чуть не забыла, тебе звонили с работы… Интересовались твоим здоровьем… — сказала Марина.

— Теперь я абсолютно здоров… — многозначительно заявил я.

Опять на лицах удивление. Но никто вопросов не задает.

— Папа, а тебе письмо пришло, — вдруг говорит Лена.

Марина отвернулась… Она ненавидела эти конверты.

— Ах ты, негодная, чего же не говоришь…

— Разве тебе скажешь… Ты сейчас почему-то никого не слушаешь…

— И нам ничего не сказала, — с упреком заметила жена.

— Давай письмо, доченька, давай, милая…

Письмо, конечно, от Зори. Вскрываю конверт. Вынимаю оттуда обыкновенный лист без привычного углового штампа.