Ошибка господина Роджерса

Из дневника Марины

«Сегодня воскресенье. С утра отец и мать начали обсуждать, что им надеть, прежде чем пойти к фотографу.

— Надень куртку, которую прислал Зоря. Сделай ему приятное.

— Мне больше нравится коричневый костюм, — ответил отец, явно потрафляя мне. Я не пошла фотографироваться. К моему удивлению, родители не стали настаивать.

В понедельник была на лекции. Чекист толково рассказывал о методах иностранных разведок по обработке наших людей, находящихся за границей. Много приводил интересных примеров. Особенно запомнился один из них. Вот так же, как и у нас, вдруг в одной семье объявился родственник в Южной Америке. Началось с простой переписки. Потом пошли посылки. Затем последовало приглашение приехать к нему. Поехал. Его там окружили особым вниманием. Всячески задабривали, водили по злачным местам, развращали, спаивали и в конце концов запугали его, и он изменил Родине… Представляете мое самочувствие. Я слушала, и у меня холодело сердце. Вдруг и у нас дело дойдет до поездки отца. Ведь он у меня слабохарактерный. Барахольщик. Выпивоха и слаб на язык, когда находится под градусом. Я очень боюсь… А дядя продолжает интересоваться мною и как бы заигрывает. Из-за его посылок у нас дома нет покоя. Испортились отношения. Не знаю, чем это все кончится».

Последнее письмо от Зори стало причиной наших дальнейших неприятных разговоров.

Как-то вечером я сидел дома у телевизора, а жена суетилась по хозяйству. Марина готовилась к экзаменам. Лена читала. Каждый был занят своим делом. «Кажется, сегодня будет все спокойно», — с облегчением подумал я. Но не тут-то было. Словно перехватив мою мысль, Марина отложила в сторону учебник.

— Дорогой мой папочка, — сказала она многозначительно, — знай, что твой брат, а мой дядя, не реабилитировался в моих глазах.

Я старался быть спокойным, сдержанным.

— Почему? — спросил я.

— Может быть, я буду слишком резка в своих суждениях, — начала Марина, — но давай все же еще раз проанализируем содержание последнего письма. Так сказать, подвергнем психологической экспертизе. Нельзя не обратить внимания на абсолютную безыменность шести событий, связанных с его персоной. Ни одно событие в его жизни не привязано, как говорят, к местности. Послушай. Он пишет: «Попал на фронт в разгар ожесточенных боев…» Какой фронт? Когда это происходило? Ни слова. Он был отправлен в тыл Германии. Куда? Место? Работал на рудниках. Каких? Где? Возглавил организацию и организовал побег один пленный. Кто он? Имя хотя бы. Бежит из рудника в числе счастливчиков. Опять ни имени, ни фамилии товарищей. Далее. Скитается по Швеции в поисках работы. Снова никаких указаний. Затем направляется в Канаду на пароходе. Ни названия порта, откуда уехал, ни названия парохода. Давай задумаемся, отчего это происходит. Не скрывает ли он истинного положения вещей? Можно ли ему верить? Что ты на это скажешь?

Наступило неловкое молчание. Жена недоуменно поглядывала то на Марину, то на меня.

Я обдумывал, что ответить. Во мне все кипело от возмущения. Стараюсь взять себя в руки.

— Органы правосудия могут гордиться, их ряды скоро пополнятся новым Плевако, а вот подобрать колер для покраски квартиры я бы тебе не доверил, уж очень мрачные цвета у тебя в ходу. Конечно, у твоего дяди далеко не безупречная биография, но это еще ничего не значит. В белила тоже попадает сор, но от этого они не перестают оставаться белыми. Оставь все эти сомнения. Почитай внимательней, с какой тоской он пишет о России! Нужно быть добрее к людям.

— Ну да, зачем лишний раз утруждать себя сомнениями, — иронически усмехнулась Марина. — Куда проще получать заграничные тряпки и носиться с ними по комиссионным магазинам и толкучкам. Разве ты не видишь, он просто ослепляет и разлагает вас своими подачками.