«Лишний шум вокруг этого дела ему тоже не нужен, — ответил голосу Данилов. — Опять же — надо иметь, чем помочь, а не просто „гнать волну“. Особенно с учетом того, что общественное мнение на стороне родителей умершего пациента».
Родители Виталия Хоржика плотно присутствовали в социальных сетях. Отец преподавал английский язык в МГУ и через интернет находил себе клиентуру для частных уроков. Мать занималась дизайном интерьера, имела свою студию и тоже широко рекламировалась в виртуале, перемежая дизайнерские посты воспоминаниями о покойном сыне. Отец же писал не столько о сыне, сколько о недостатках отечественного здравоохранения и несовершенстве отечественного законодательства. По его мнению, Сапрошина нужно было судить не за халатность, а за умышленное убийство. Если взялся использовать заведомо неисправный аппарат — считай убил пациента умышленно, примерно такая у него была логика.
Читая комментарии под гневными постами, Данилов поражался кровожадности «сочувствующих». А если зайти на страницу комментатора, требующего «обязательной смертной казни для врача в случае гибели пациента», то окажется, что это пишет милая на вид тридцатилетняя дамочка, мать двоих малышей и любительница живности, развешивающая зимой кормушки для птичек и подкармливающая бродячих кошек.
Глупость поражала не меньше кровожадности. Хорошо, допустим в горних высях услышали глас не самой умной, мягко выражаясь, части народа и приняли закон об обязательной смертной казни врачей, виновных в смерти своих пациентов. Вот возьмем и допустим такое, на одну минуточку. Что произойдет сразу же после принятия этого закона? Массовый исход врачей из профессии! На своих местах останутся медицинские статистики, которым нечего будет считать и историки медицины, все «пациенты» которых давным-давно умерли. Да и вообще чрезмерное ужесточение наказания нигде и никогда ни к чему хорошему не приводило и ничего не искореняло.
Случилось так, что никто из хирургов и анестезиологов-реаниматологов больницы имени Филомафитского не сподобился поработать в коронавирусных стационарах. Во время роста заболеваемости больница работала с двойной нагрузкой, принимая пациентов из стационаров, перепрофилированных «на корону». При таком раскладе на коронавирусный фронт не особо-то уйдешь. Но ведь интересно узнать из первых рук, как оно там и спросить о том, чего по телевизору не покажут… Поэтому Данилову задавали много вопросов, на которые он обстоятельно отвечал. Ответил человеку на вопрос — считай, что познакомился с ним.
Обойдя три реанимационных отделения, Данилов сказал своему Вергилию, что неплохо было бы выпить чайку и доверительно сообщил ему о своем протезированном коленном суставе. Протез (тьфу! тьфу! тьфу!) вел себя как родной, но Менчик об этом знать не мог. «Спекуляция коленом» привела к получасовым посиделкам в ординаторской инсультной реанимации. Половину этого времени Данилов ответственно посвятил разработке плана, а другую половину — простому человеческому общению. Заведующий отделением Шарафуллин очень удачно оказался не просто бывшим «скориком», но вдобавок еще и бывшим сотрудником шестьдесят второй подстанции, проработавшим там четыре года, но уже после ухода Данилова со «скорой».
— Хорошее было время, — с ностальгической улыбкой вспоминал заведующий. — И подстанция была классная — начальство с понятием, коллектив дружный…
Данилов поставил в уме галочку — не забыть вечером порадовать Елену. Той всегда было приятно узнать, что подчиненные за глаза отзывались о ней хорошо. Слушая хорошие отзывы, Данилов не афишировал своего родства с Еленой, а вот если о ней отзывались плохо (бывало, иногда и такое), то «раскрывался», обещал передать жене критику и наслаждался, наблюдая за судорожными потугами собеседника выправить ситуацию.
Следующим на очереди стоял оперблок, но устраивать новые посиделки спустя полчаса Данилову не хотелось.
— Нам бы вообще-то нужно было начинать с приемного отделения! — «спохватился» Данилов, подойдя к лифтам. — От него же придется танцевать…
И они с Менчиком поехали вниз вместо того, чтобы ехать вверх. В приемном отделении Данилов познакомился с заведующим Антоняном, своим первым источником информации о больнице. Тот встретил гостей нервозно, несмотря на то что обстановка в приемнике была спокойной — ни длинной очереди скоропомощных машин, ни какого-либо накала атмосферы. Тишь, гладь да благодать, а заведующий в глаза не смотрит, говорит отрывисто, на вопросы отвечает не сразу, тщательно обдумывая каждый ответ, и вообще дерганый он какой-то.
— Кажется, наш визит не обрадовал Бориса Артуровича, — сказал Данилов Менчику на выходе из отделения.
— Борис Артурович сейчас любой визит рассматривает как скрытую проверку, — усмехнулся Менчик. — Он мечтает заведовать скоропомощным отделением. Главный вроде бы не против, но у начмеда есть другая кандидатура.
Данилов понимающе хмыкнул — да, тут есть из-за чего нервничать. Заместитель главного врача по медицинской части найдет сотню способов для того, чтобы дискредитировать неугодного заведующего отделением.