— Я понимаю, что нам не очень-то уместно сейчас встречаться, — быстро сказал Данилов. — Но, во-первых, я не собираюсь рассказывать вам, что обсуждала наша комиссия на заседаниях и к какому выводу пришли двое других экспертов. Скажу только, что я отказался отвечать на вопрос «кто виноват?», вчера имел по этому поводу беседу с судьей и она мне сказала, что мое официальное участие в деле закончилось. Это — во-вторых. Так что можете рассматривать меня как частное лицо, у которого есть кое-какие соображения по этому делу. Скажу сразу, что с Юрием Федоровичем Сапрошиным я не знаком и вообще никак не связан…
— Расскажите, пожалуйста, о себе, — попросила Инна Ильинична, устраиваясь поудобнее в своем кресле. — Вкратце, но не упуская ничего важного. Я должна представлять с кем имею дело.
Все свои прежние места работы Данилов перечислять не стал — упомянул только про «скорую», родильный дом, где он работал анестезиологом, Крым и ковидную реанимацию. «Скорую» из биографии не вычеркнешь, ведь там произошло профессиональное становление, работа анестезиологом намекала на то, что Данилов разбирается в теме как практик, работа в Севастополе — это административный опыт, а работу в восемьдесят восьмой больнице Данилов считал главным профессиональным испытанием в своей жизни и в глубине души гордился тем, что взял и смог.
— Вы — человек с широким медицинским кругозором, — подвела итог Инна Ильинична, когда Данилов закончил. — Жаль, наверное, что среди моих знакомых не нашлось такого, как вы, потому что в начале работы по Сапрошину мне постоянно требовалась помощь специалиста. Но сейчас я уже поднаторела в анестезиологии и хирургии. Итак, что вы хотите мне сообщить?
— Лично я не верю в то, чтобы опытный врач, о котором коллеги отзываются, как о хорошем специалисте и ответственном человеке, мог бы работать на аппарате с неисправным датчиком…
— Я тоже не верю! — перебила собеседница. — Но следователь Бибер придерживалась иного мнения, и судья Подолячко тоже к нему склоняется. Вы сказали, что не станете сообщать, к какому выводу пришли двое других экспертов, но это же секрет Полишинеля. Разумеется, они выставят виноватым моего клиента. Помните у Высоцкого: «Отрубили голову — испугались вшей»?
— «Да поплакав, разошлись, солоно хлебавши…»,[38] — продолжал Данилов.
— Вот-вот! — усмехнулась Инна Ильинична. — Начали карать за врачебные ошибки, так будем карать с размахом, чтобы никому мало не показалось. Мы вечно перегибаем палку, то в одну, то в другую сторону. Вообще-то, по уму, Сапрошина нужно оправдывать за недоказанностью. Но сейчас по медицинским делам существует негласная установка на обязательное выявление и наказание виновных. Если пациент умер из-за врачебной ошибки, то виновный непременно должен быть наказан. Ключевое слово «наказан», а насколько виноват наказанный, не так уж и важно. Мне один весьма уважаемый юрист так прямо и сказал: «Врачи привыкли, что им все сходило с рук, но теперь такие номера не проходят». Боимся вшей и рубим головы. А потом плачем, что выпускники медицинских вузов идут в торговые представители, а в поликлиниках и больницах некому работать… Впрочем, довольно лирики. Давайте к делу!
— Возможно, мои слова покажутся вам наивными, но я должен это сказать, — осторожно начал Данилов. — И не подумайте, пожалуйста, что я вас поучаю. Скажу сразу, что в юриспруденции и судебных делах я полный профан. Я просто хочу поделиться с вами своими мыслями…
Инна Ильинична кивнула — делитесь.
— У Сапрошина хорошая профессиональная репутация. Даже очень хорошая. Коллеги признают, что у него тяжелый характер, но, в то же время, отмечают его профессионализм, ответственность, аккуратность, требовательность к себе и окружающим. Согласитесь, что если неприятного человека за что-то хвалят, то такая похвала вдвойне ценней…
Инна Ильинична снова кивнула.
— Почему бы не использовать такой ценный ресурс, как общественное мнение? — спросил Данилов. — Я могу к месту рассказать один случай из скоропомощной практики…
— Мне есть, что вам ответить, — вставила Инна Ильинична, — но давайте сначала вашу историю. Я люблю истории из жизни.