Ошибка биолога(Избранные сочинения. Т. II)

Застучали сапоги по площадке и звук шагов стал постепенно удаляться. Веретьев вернулся к своим, кашляя и отплевываясь.

— Вот и отлично! — обрадовался Кабальский, услыхав разговор дворника с судебным рассыльным. — Теперь мы гарантированы от всяких посещений.

— А не лучше ли уйти?

— Дурак ты, барин, да к тому же трус. Сам же говорил: хранит в квартире сотни тысяч. Где они? Дело делать, так делать. Лучше бы с нами и не ходил, коли у тебя душа заячья.

Осмотр кухни и прихожей не дал ровно ничего.

Оставалась одна комната с дверью, выходящей к залу и запертой большой задвижкой.

Успокоившиеся было птицы вновь подняли крик и залетали.

Кабальский подошел к двери, дернул задвижку, распахнул. В комнате было темной жутко, зиял черный четырехугольник.

— Белое привидение! — закричал не своим голосом Веретьев.

На черном фоне замахали белые крылья.

Кабальский невольно отступил и сейчас же раздался его чисто животный вопль.

Огромная белая сова вцепилась острыми, как кривые кинжалы, когтями ему в лицо.

Тщетно он пытался отбиться. Сова драла щеки, губы, глаза. Адская боль парализовала всякое сопротивление. Кабальский рухнул на пол лицом кверху. Сова со злобным криком продолжала его терзать.

Хортик бросился на помощь, но почувствовал, что острые когти впились в его затылок, и поспешил лечь на пол, скрывая лицо.

Всех сов вылетело пять. По две расселись на лежащих Кабальском и Хортике, драли их когтями, клевали острыми, загнутыми клювами.

Пятая принялась охотиться на Веретьева и кружилась над его головой.

Он хотел выбежать в прихожую и на площадку, но сова догадалась и не пускала выйти из зала.

Веретьев метался, как безумный. Вид его товарищей был ужасен.

Сова, сидящая на лице Кабальского, отрывала куски тела и, подняв круглую голову, глотала теплое, живое мясо, пачкая белоснежные перья кровью.

Другая чудовищная птица рвала ему живот.

Две сидели на Хортике, терзая спину и ноги.

Веретьев изнемогал в борьбе с совой. Голодная, она пронзительно кричала, завидуя другим, и атака следовала за атакой.

В полной растерянности Веретьев забыл, что товарищи дали ему револьвер, и отмахивался какой-то палкой.

Сова делалась все настойчивее и смелее. Раза два она рванула плечо и Веретьева словно обожгло раскаленным железом.

Он заметался, с ужасом чувствуя, что сейчас изнеможет и упадет.

В порыве отчаяния, забыв обо всем, Веретьев бросился к окну, разбил двойные стекла и высунулся почти до пояса на морозный воздух.

В ту же минуту острые когти совы впились в его тело.

— Помогите! Помогите!

Отчаянный крик раздавался по всему двору. Из ворот вышла горничная с покупками, увидала в окне Веретьева и опрометью бросилась назад к дворнику.

Скоро показались фигуры бегущих дворников, за ними, придерживая шашку, спешил городовой.

Через минуту раздался грохот в двери, но Веретьев его не слышал и продолжал кричать до хрипоты:

— Помогите!

Подоспела полиция. Дверь выломали. В ужасе остановились городовые на пороге зала. Огромные белые птицы терзали живых людей.

Околоточный заметил мешок и велел развязать.

К удивлению, графиня не потеряла сознания и встала сама, без чужой помощи, сначала на колени, а потом во весь рост.

— Эгей! — завопила она на сов.

Птицы подняли головы и прислушались.

— Кш, кш! — замахала на них руками старуха.

Совы послушно оставили свои жертвы, взлетели и одна за другой скрылись в темной комнате. Старуха закрыла дверь и заперла.

Веретьева едва вытащили из окна. Лицо и руки его были изрезаны стеклами.

Кабальский не приходил в сознание. Все лицо его представляло обрывки кровавого мяса, глаза вырваны, изранен и живот.

Хортик пострадал меньше. Совы истерзали ему спину…

Вампир

I

Я знал только третью жену Боклевского.

О первых двух ходила легенда, если можно так назвать гнусную, бесстыдную сплетню, которая вьется, липнет, мутит сознание людей, отравляет чистых и служит необходимой духовной пищей грязных.

Говорили много и скверно о причине смерти этих двух женщин.

— Синяя борода!

Факт, конечно, был налицо. Боклевский женился на молоденькой девушке из хорошей дворянской семьи, пришедшей в упадок. Это обстоятельство особенно важно потому, что исключало возможность предположить то обычное преступление, которое ведет злой ум через брак к кошельку женщины.

Сам Боклевский имел хорошие средства и мог жить, не нуждаясь ни в службе, ни в заработке.

Прожил он с первою женою, Ниной, всего полтора года.

До свадьбы и первые месяцы брака она отличалась цветущим здоровьем, ни разу не болела серьезно, и, казалось, этому прекрасному женскому телу суждено долголетие.

Но вскоре молодая женщина начала бледнеть, худеть, все чаще обращалась к врачам и умерла от малокровия и полного упадка сил.

Знакомые с трудом узнавали в лежащем в гробу скелете, обтянутом кожей, еще недавно столь жизнерадостную Нину.

Вторая жена, Вера, почти буквально повторила печальную историю первой.

Смерть на втором году брака произошла от тех же причин: малокровие и упадок сил.

Врачи не видели в болезни этих двух женщин, так безвременно погибших, ничего удивительного, необъяснимого.