— Мафиози — это которые в черных очках, с пистолетами и любовницами. А которые в кабинетах — их по-другому называют: уважаемые люди. Ты на таких по телевизору иногда смотришь, они учат тебя, как надо честно жить. Они берут столько, что неподсудны, вот какое дело… Но мы о Бене говорим, да? Раньше, когда Бронислав Евгеньевич первые свои палатки открывал, на него мелочевка уголовная наезжать пробовала. Теперь в его дела шушера не суется. У него почти вся охрана из профессионалов. И войсковики там, и армейцы, и эфэсбэшники. Приторговывает, готовит охранные кадры коллегам по бизнесу… Так что ныне Бен — фигура большого масштаба. По начальным буквам его только за глаза называют, а так — по имени, отчеству и действительно с уважением.
Глава четырнадцатая
Человек под Зыряновым слабо трепыхнулся и затих. «Это мы проходили, — отметил Женька. — Усыпить думаешь? Чтоб потом извернуться? Ну попробуй, попробуй…». Правда, его сразу же удивило то, с какой легкостью соперник позволил завалить себя, какими слабыми оказались его руки, и сейчас, идя на болевой прием, Зырянов все же сделал поблажку: рванул чужой локоть не так сильно, как надо было.
— Пустите, — провыл незнакомец. — Чего вам надо? У меня кошелек в правом кармане пальто.
Вообще-то валяться в деревне перед забором дома не стоит, решил Зырянов. Хоть и поздний вечер уже, но на шум борьбы могут выскочить Котенковы или соседи, а это и лишние разговоры, и ненужная нервотрепка для Леси.
— Сейчас мы встаем и шагаем к твоей машине, — сказал Женька. — Прошу без фокусов: предупредительный выстрел делать не буду, завалю сразу.
Человек поднялся. По его испуганному лицу Женька понял, что этот тип на фокусы долго еще будет не способен.
Прошли к «Таврии», уселись в тесный салон. Старенькие обтертые чехлы на сиденьях, переднее стекло в паутине трещин. И еще: на машине немосковские номера. В деревенском доме Пилявин машину не держал, и почти невозможно предположить, что на такой рухляди ездил по столице заместитель генерального директора какой-то там фирмы. Да и сам он одет хоть аккуратненько, но без лоска. Трудно представить его в бабочке. Но схожесть с фотографией, той, которая на визитке, все же есть. Или кажется?
— Пилявин?
— Как?
Ну вот, он даже не понял, о чем его спрашивают. Ошибочка вышла. Курьез. А может быть, и нет, если предположить, что этого типа подослали выманить Лесю из дома. В таком случае Пилявин должен быть где-то поблизости.
— Я говорю, чего под чужими окнами торчишь?
— Я… Я не торчал, я хотел нормально войти и постучаться в окно. Мне надо было поговорить с Лесей Павловной.
— О чем?
— А почему я должен перед вами…
Зырянов схватил его за отворот пальто и сильно тряхнул:
— Должен! Тебя кто сюда послал и что пообещал за это?
— Да не трогайте же меня! — Человек по-бабьи, неуклюже, попытался освободиться от железной хватки бывшего спецназовца, но не добился своего и тут же затих. Попросил теперь уже жалобно: — Не трогайте. Вы, я так понимаю, родственник Леси Павловны, я видел, как вы их сегодня у детского сада встречали, а я там преподаю музыку. И… И вот.
Женька отпустил музыканта, наконец-то расслабился и откинулся на спинку сиденья. Вот оно что, личная жизнь! Леся столько лет одна в деревне, с мальчишкой на руках. Не могла она предугадать, что Макаров узнает о рождении сына, найдет ее, захочет быть рядом. Не могла! Не в монастырь же записываться молодой женщине.
Это можно понять. Олегу Ивановичу он ничего не скажет, пусть они сами как-нибудь разберутся с этим. Дело Женьки — уберечь сейчас Лесю с Олежкой от беды, вот и все.
— Вы давно с ней встречаетесь?
— В каком смысле?
— В прямом. Сюда давно ездите?
— Как это… Что вы! Я полгода назад только переехал в эти края, жил в Тамбове, там жену похоронил, а тут у меня мама живет… Леся Павловна, я знаю, одинока, мы, правда, ни разу не говорили с ней на эту тему… А сегодня я вот отважился и приехал. На работе не та атмосфера, чтоб можно было объясниться.
— Тут тоже не та, — невесело улыбнулся Зырянов. — Видишь, как я тебя встретил…
— Понимаю, вы ведь переживаете за нее. Вы очень похожи. Брат, наверное? Я не знал, что у нее есть брат.
— Теперь будешь знать, — сказал Женька. — У Леси не только брат есть, но и муж, соображаешь? Олежкин отец. Они когда-то расстались, но теперь решили быть вместе. Это тебе о чем-то говорит?
Музыкант вздохнул:
— Я не знал. Я просто вижу, что она такая грустная и одинокая…
— Тихо! — сказал Женька. — Тихо!
Зеркало, укрепленное у окошка со стороны водителя, вспыхнуло желтоватым светом. По дороге беззвучно шла машина. Даже зимними ночами в привычное бездорожье увидеть едущую через деревню иномарку ныне не диво, но Зырянов подобрался, не отрывая настороженного взгляда от зеркала, еще раз повторил:
— Тихо! Молчи, что бы ни происходило.
Серебристый «Форд» медленно проехал мимо «Таврии», потом вообще сбросил скорость и остановился. В его салоне, Женька это увидел отчетливо, сидели двое. Один, который за рулем, так и остался в машине, второй вышел, не спеша направился в их сторону.
Номера «Форда» были московские.