Ошибка «2012». Игра нипочём

Листая справочники, разжалованная подполковница намётанным глазом выделила ещё немало парадоксального. Начать с того, что географически Пещёрка располагалась в самом конце длиннющего «полуострова», глубоко внедрившегося в болота – совершенно чудовищные (согласно всё тем же справочникам) как по непролазности, так и по величине. Кажется, зачем вообще селиться здесь человеку, если он не приверженец какой-нибудь фанатической секты, где принято питаться исключительно морошкой и в религиозном экстазе отдавать себя на съедение комарам?.. Однако особо строгих монастырей, староверческих скитов и даже «суверенных» деревень, как бы отъединившихся от окружающего государства и не желающих иметь с ним ничего общего, [124] доступная Оксане литература в указанных местах не усматривала. Ан поди ж ты, при названии на карте не только не стояло печального примечания «нежил.» – всю свою историю Пещёрка медленно, но неуклонно росла. Выбилась в районные центры. И посейчас находились отдельные ненормальные, которые приезжали в городок посреди болота и оставались в нём навсегда…

Сюда даже пробовали проложить железнодорожную ветку, опять-таки непонятно, за какими хренами. Промышленностью Пещёрка, как уже было сказано, располагала исключительно местной, почти на уровне народных промыслов. К трассам на Москву, Мурманск и Вологду никоим образом не тяготела…

И всё равно – строительство начиналось аж целых два раза. Первый раз – ещё при царе, весьма безуспешно. Вторую попытку осуществляли перед войной силами зэков, и официально именно война не дала её завершить. Рельсы сняли с готовых участков и увезли строить фронтовые рокады, [125] недоделанную насыпь на несколько лет бросили расползаться… а в послевоенной разрухе до неё просто всё руки не доходили… и, кажется, по сей день не дошли.

В общем, железнодорожная станция Пещёрка располагалась от собственно Пещёрки почти за сто вёрст, и туда дважды в день мотался страдалец автобус с великомучеником водителем за рулём. Штопаный-перештопаный «ЛАЗ» выпуска восемьдесят затёртого года, огнедышащий и громыхающий, но удивительно живучий, – и немолодой, изобретательно матерящийся, в меру трезвый россиянин при нём.

Ну как тут не вспомнить замечательный афоризм, гласящий, что Питер и Москва суть два места, где можно посмотреть, как НЕ живут люди в России. Всего-то три часа поездом от культурной столицы – и вот вам, пожалуйста. Другая планета. Даже шоссе от Питера сюда не проложено, только поездом, который здесь вместо космического челнока… Оксана поглядывала в пыльное окно на замершие в зное вековые ели и хмуро ностальгировала по своей однокомнатной, казавшейся со здешней орбиты таким уютным обжитым гнёздышком… Она знала: это скоро пройдёт.

Дорога, проложенная на костях зэков и крепостных, местами шла прямо (Оксана догадывалась, что здесь использовали старую насыпь), местами принималась петлять. Асфальт кончился километра через два после старта от привокзального магазина, и теперь под колёсами бугрился и дыбился грейдер. Тут и там – с глубокими провалами, наводившими на мысли о ещё немецких бомбёжках.

Тишке автобусное путешествие давалось нелегко. Уж, кажется, настолько привык мотаться с хозяйкой туда и сюда, знал, как вести себя в автомобиле, на улице и в метро… Он и в поезде все три часа преспокойно проспал на любимых коленях, не нуждаясь ни в переноске, ни в поводке, и лишь изредка просыпался, чтобы посмотреть на мелькание за окном да попить немного водички… Но это! Грохот, жуткая жара, тряска, угарная солярочная вонь!..

Примерно раз в десять километров его терпению наступал предел: Тихон вскакивал – огромный, рыжий, похожий на миниатюрную рысь, – и принимался орать. Надрывно, с выражениями, басом. Тогда на него оглядывался даже водитель, причём в глазах матерщинника-рулевого читалось неподдельное уважение. Наверное, он с пятого на десятое, но понимал кошачий язык.

– Тиша, Тишенька, – уговаривала питомца Оксана. – Ну не было у них минералки, вот, швепса попей… Да заткнись уже ты наконец, а то кастрирую тупыми ножницами… Тихо, говорю, гад мохнатый!

После каждого приступа недовольства кот затихал, аморфно падал обратно на колени Оксане и отворачивался от мирской суеты, всовывая голову под локоть то ей, то дремавшему рядом пассажиру.

Народ в автобусе сперва косился на котовладелицу, но к исходу сороковой версты начал комментировать.

– Никак издох, – обернулся, ухмыляясь, с переднего сиденья некто красноносый. Может, он бы пофилософствовал на тему «понаехали тут, да ещё кошек развели», но взгляд Оксаны заставил его о чём-то задуматься. – Ну, какие мы серьезные…