Ошибка "2012". Джокер

— Интересней, чем в цирке? — удивилась ()кся В цирке она никогда ещё не бывала и знала только понаслышке, что это нечто волшебное, сказочное, ин­тереснее не бывает. — Ой, бабуленька миленькая, по­шли скорей!

Их дом стоял на самом краю деревни, на отшибе, узкая скрипучая калитка в изгороди выводила прямо в лес.

— Ну всё, хорош, пришли. — Бабушка сняла с го­ловы платок, ловко повяюла на стволе берёзки и, крепко взяв Оксю за руку, отвела в сторонку. — Да­вай, девонька, учись стрелять. Не бойся, не жмурь глаза. Целься прямо в платок:

Показала, как правильно брать ружьё, взвела кур­ки и приказала неожиданно твёрдо и громко:

— Стреляй!

Бах!..

Окся выстрелила, приклад больно ударил её в пле­чо, деревце вздрогнуло, платок разлетелся рваными лоскутками.

— Представление начинается! — голосом ярма­рочного зазывалы воскликнула бабушка. Собрала кло­чья платка и, напустив на себя непонятный, зага­дочный и таинственный вид, убрала в карман. По­том трижды прошептала: — Фокус-покус...

Поводила над карманам руками — и с улыбкой вытащила совершенно целый платок. Один в один как тот, расстрелянный на берёзе.

— Ой, бабуля, — взвизгнула Окся и даже забыла про боль в ушибленном плече. — Фокус-покус! Фокус- покус! Фокус-покус! Ура, ура!

Она так и дрожала от невольного испуга и воз­буждения. Небось не каждый день случается видеть настоящие фокусы-покусы.

— Ну, выстрелить ты, похоже, сумеешь, — снова улыбнулась бабуля, перезарядила ружьё и повела Ок- сю к баньке, находившейся неподалеку. — Будет тебе сейчас, девонька, ещё один фокус-покус, может, са­мый главный во всей твоей жизни... Бери ружьё, за­ходи в предбанник и смотри в дальний угол. Как толь­ко появится что, сразу стреляй, поняла?

— Поняла, бабуль, поняла.

Окся взяла берданку, медленно вошла и, вся дрожа, прицелилась в угол. Она чувствовала себя как на арене цирка. Играет музыка, горят прожек­тора...

Неожиданно в углу замелькали золотые искорки, полыхнуло радужное разноцветье и появилась чело­веческая фигура. Перед Оксей стояла женщина не­описуемой красоты. Вся как бы лучащаяся изнутри светом доброты, понимания и любви...

— Ой, красивая какая, — Окся опустила бердан­ку, замерла, прошептала истово, с благоговением: — Я тебя тоже люблю...

И вздрогнула от резкого стука двери — в баню фурией влетела бабушка.

— Дура, ты почему не стреляла?

На лице старухи читался не гнев — куда хуже: глубокое и окончательное разочарование.

— Что? — в недоумении посмотрела на неё Окся. Хлопнула глазами и снова взглянула в угол. Там уже никого не было.