Этот медведь сам убил себя. У него были целы лапы, и их длинные когти так и остались в страшной ране, в которую превратилось его горло и нижняя часть головы…
Пробежав весь коридор, я остановился и, бессильно повиснув на решётке последней камеры, начал жадно хватать воздух широко открытой пастью, пытаясь перевести дух… и невольно заглянул в камеру.
На этот раз не было ни страха, ни удивления. Только жалость.
Здесь были лисы…
Четверо. У одного были те же признаки, что и всех: не было морды. У другого лисёнка были отрезаны лапы. Третьего я просто не могу описывать… А четвёртой была лисичка. Она была абсолютно цела. Она сидела, прижав колени к груди, и что-то бормотала…
Своих сородичей я не мог бросить. Тем более таких юных.
И я вошёл внутрь…
Никто из них не обратил на меня внимания, даже та малышка. Они лежали и сидели всё так же неподвижно. Я попытался растормошить лисичку, но та продолжала что-то бормотать.
Я потряс её сильнее. Бормотание вдруг прекратилось, и я услышал её тихие слова:
— Убей нас… убей нас всех. Я знаю… ты не охранник, ты не такой жестокий. Ты хочешь освободить нас, но нам уже ничем не поможешь. Если ты хочешь помочь нам, подари нам смерть…
Лисичка подняла голову… и я понял, что сделаю это. Глаз у неё не было. Только пустые зияющие провалы глазниц…
Была только одна проблема: я не носил с собой никакого оружия, больше полагаясь на свою природную хитрость и интуицию. Я пообещал лисичке, что сейчас вернусь, и пошёл дальше, ища хоть что-нибудь острое, чтобы можно было убить…
Убить…
Мне стало страшно от того, что я пообещал убить. Причём пообещал тому, кого убью. Убить своего сородича, причём совсем юного. Беззащитного и слабого. Но смерть была лучше такой жизни…
Я нашёл пустовавшую комнату охраны и отыскал там старый, но всё ещё острый меч. Мне не хотелось этого делать, но я обещал… и я вернулся.
Девочка сидела в прежней позе. Только голова её теперь была поднята. Я старался не смотреть в её пустые глазницы, хотя существует ужасная традиция: перед тем как убить ребёнка, женщину или старика, надо посмотреть жертве в глаза и попросить у неё прощения.
Мне было страшно смотреть в эти два тёмных провала… и я только извинился перед ней…
И приставил острие меча к её шее.
За секунду перед смертью лисичка подняла голову… и я увидел на её мордочке улыбку, а её губы прошептали:
— Спасибо…
Я напрягся — и лезвие меча вошло ей в тело наискось, разрубая её позвоночник и рёбра, разрывая лёгкие…
Только когда меч был в ней уже по рукоятку, я почувствовал, как он вонзился в её сердце и оно остановилось. Смерть была для неё спасением…
Я подошёл к ужасно изуродованному лису и убил его так же. Затем безлапого. Последним безмордого…
Сжимая в лапах окровавленный меч, я подумал о том, что будет, если кто-то узнает об этом…
Меня уже никогда не будут называть прославленным вором.
Берсерк и детоубийца — вот как меня тогда будут называть.
Получить такое звание равносильно смертному приговору.
Ты становишься изгоем, и даже твоя семья отвернётся от тебя. За тобой сразу начинается самая жестокая охота, как за диким животным. Уйти от этого невозможно: твоя дурная слава пойдёт впереди тебя и, куда бы ты ни пришёл, везде тебя будут встречать оружием. Ты становишься изгоем, везде на тебя будет вестись охота. И, когда какой-нибудь удачливый лучник наконец пристрелит тебя, твоё тело даже не закопают, а просто сожгут на месте смерти. И никто не пожалеет, никто не будет оплакивать твою смерть. И даже в аду детоубийце не будет прощения. За то, что ты когда-то совершил самое подлое преступление в своей жизни. Убил будущее…
Кровь с меча потекла по моим лапам, и я с омерзением отбросил его прочь. Нет, я не убийца! Я не убивал, я всего лишь подарил смерть тем, кто в этом нуждался. Им нужна была именно она. Они просили меня об этом, и я понимал, что помочь им могла только она…
Но в народе за такое меня убьют.
И поэтому я никогда и никому не выдам эту тайну. И никто не выдаст.
Идеальное преступление…
Я ещё раз посмотрел на четыре изуродованных трупа, и меня вдруг затрясло от ужаса — я вдруг испугался, что они могут вернуться…
Страх наполнял тело, дёргал мышцы…
И я бросился бежать.
Я сожалел о том, что из-за тяжёлой сумки не могу бежать на четырёх лапах, ведь так было бы гораздо быстрее. Я задыхался, но продолжал нестись так, словно за мной гнались все королевские охранники разом…
Я промчался по каменным ступеням — и вдруг оказался на поверхности, под лучами яркого солнечного света…
Птицей взлетев на забор, я рухнул с него, как мешок с картошкой, и снова оказался на краю рыночной площади, но теперь у меня на боку висела сумка, полная звонких золотых монет…
Отдышавшись и немного придя в себя, я поспешил убраться с площади, стараясь не привлекать внимания охранников.
Единственным моим желанием сейчас было оказаться подальше от королевского дворца и его страшного подземелья…
====== Глава вторая. Новые знакомые идут вслед за проблемами ======
— Слушай, может, не стоит? Я всё никак не мигу понять, зачем его надо избивать.