Осенний жаворонок

Ни на войне, ни в мирные годы не считал себя Батурин отчаянным человеком. Только сам знает, сколько порывов и желаний скрыл он в душе, сколько раз уступал дорогу другим из молчаливой гордости и презрения к суетливой погоне за успехом и выгодой. Может, потому и не пошел далеко в чинах и званиях, что пробивным не был, просить за себя не умел. Но случаются моменты, когда всякий человек должен сказать себе: за это я повоюю. После работы, отправив роту в палаточный городок, он уверенно подошел к студенткам, озорно плескавшимся теплой водой из железной бочки, и, глядя поверх алой косынки, сказал: «Приходите, девушки, в клуб на танцы вечером. Со своей стороны обязуюсь прислать всех лейтенантов, всех отличников и всех желающих, кроме наряда». «Они у вас еще и танцевать смогут?» — насмешливо спросила одна. — «Это вы сами проверите». — «Да уж проверим!» — «Фи, девушки! Какой прок от военных? Старшина и наговориться-то не даст, им пораньше баиньки надо. Хоть до полуночи отпустите?» — «Пока сам не уйду, другим не позволю», — засмеялся Батурин. «Ну, Наталка, смотри, держи командира покрепче, постарайся для коллектива!» — И вытолкнули вперед упирающуюся студентку в алой косынке. Батурин испугался, что бесцеремонность подруг, видимо, заприметивших его взгляды, может все исковеркать — Наталка покраснела до слез, — и он поспешно сказал: «Наталка, наверное, лучше знает, кого ей задержать и до какого часа. — Тут же с шутливой строгостью погрозил девчатам: — Однако насчет рядовых и сержантов моего условия не нарушать: в двадцать четыре у них поверка, не испытывайте их на разрыв между любовью и долгом, помните о завтрашнем дне. Вот лейтенантов разрешат и дольше подержать — они уже вполне самостоятельные люди, пока не оженились». «Даешь лейтенантов!» — озорно выкрикнула одна из студенток под общий смех. «Не забывайте, коллегини, — шутили парни-студенты, — что и мы ныне не простые полуагрономы и полуинженеры, но также полулейтенанты запаса. Глядите, придется кусать локотки, как станем полными»…

Смеющиеся студенты ушли, и Батурину стало тревожно. Может быть, потому, что Наташа ни разу не оглянулась. Не от этой ли тревоги он поторопился в первый же вечер: «Наташа, выходите за меня замуж», — это было сказано при возвращении из клуба, где они и станцевали-то всего разок. Ее отшатнувшееся плечо, удивленное восклицание, минута тишины, нарушаемой звуком осторожных шагов в темноте деревенской улицы, потом вопрос: «Вам что, не повезло с кем-нибудь, и вы спешите жениться от отчаяния, назло?» Батурин засмеялся, не обижаясь на ее слова: «До сих пор мне скорее везло»…

У крыльца просторного деревенского дома, выделенного под общежитие студентов, тлели огоньки папирос, тихо наигрывала ротная гармонь, приглушенно звучали молодые голоса. Среди них Батурин улавливал и знакомые — тянут парни до последней минуты, а потом помчатся со всех ног к отбою, только и останется времени сапоги обмахнуть от пыли — для старшины. Его появление поторопило бы иных ухажеров, но в тот час не хотелось Батурину лишать своих ребят лишней минуты радости. Начал прощаться, не доходя до крыльца.

«А я не сержусь на вас, — сказала Наташа. — Только вы пока не говорите об этом». — «Пока… Согласен до завтра. А послезавтра захотел бы, да не скажу — далеко буду». — «Так скоро! Говорили же, до конца вместе будем работать». — «Наташа, можно, я напишу вам?»… Ему не пришлось испытывать себя молчанием и одного дня: роту отозвали с работ ранним утром. Все догадывались, чем это вызвано. На востоке стало неспокойно.

Много лет потом Батурину не пришлось напоминать ей, что он военный, а значит, в любой час, посреди праздника или отпуска, семейного торжества или горя, его могут отозвать категорично, немедленно и надолго…

После нескольких месяцев переписки, при второй встрече, она спросила: «Как же мне быть? Я ведь заканчиваю сельскохозяйственный — неужто училась зря?» Он взял в ладони ее лицо, близко заглянул в серые растревоженные глаза: «Ты не зря училась. Войска стоят не в одних столицах и больших городах».