Осенний призрак

Предупредить маму с папой, что буду у них завтра? Они, пожалуй, испугаются от неожиданности. Я должна к ним заехать, даже если не хочу встречаться с ними. Знают ли они о том, что мы с Янне разъехались, что Туве осталась с отцом и не появляется у меня? Может, Янне все рассказал, когда они звонили ему в Мальмслетт? Папа ведь иногда звонит туда. Хотя на Янне это не похоже.

«И все-таки неплохо было бы уехать из этой дыры на несколько дней», — думает Малин. Достаточно посмотреть на Йерри Петерссона — вот он, типичный продукт Линчёпинга, со своим стремлением к деньгам и высокому социальному статусу. В этом городе люди будто лишены корней. Как, к примеру, ее мама, нигде не чувствующая себя дома. Малин вспоминает свою квартиру, ей становится больно, и она отгоняет от себя мысль о том, что во многих отношениях похожа на свою мать. Вместо этого она думает, что Петерссона можно считать предателем своего класса. Йерри не знал, где его место, и стремился занять чужое. Как красивая собака, которой никогда не получить приз на выставке, потому что у нее нет родословной.

«Я ненавижу все то, что стоит за семьей Фогельшё, — думает она, — но я не могу испытывать неприязнь к каждому из них как личности». Форс представляет себе Катарину на диване, вспоминает ее глаза и спрашивает себя, откуда в них такая тоска? Бездетность или что-нибудь другое?

Малин наполняет свою чашку, вдыхая кофейный запах, и возвращается к своему столу.

— А мне не взяла? — спрашивает Харри, завидев ее с кофе.

— Прости, — отвечает она, усаживаясь за стол. Мартинссон ковыляет в сторону буфета.

Форс наслаждается горячим кофе, чувствуя, как он обжигает нёбо, как вдруг за спиной раздается голос Юхана Якобссона.

— Только что дали дамы из архива, — говорит он, протягивая ей кипу бумаг. — Оказывается, в девятнадцать лет Йерри Петерссон попал в автомобильную катастрофу. Дело было в самый канун Нового года, после вечеринки. Он сидел на переднем пассажирском сиденье и не пострадал. Тем, кто сидел сзади, повезло меньше: парень погиб, а девушка получила серьезную травму головы.

Малин не припоминает, чтобы об этой катастрофе писали СМИ. Должно быть, она была тогда слишком молода, чтобы обращать внимание на такие вещи.

— И знаешь, что самое интересное? — продолжает Юхан. — Авария произошла на земле Фогельшё.

Малин всплескивает руками.

Часть 2 Дождь из прошлого

Эстергётланд, октябрь

Вот трескается скорлупа — и из яйца показывается слепой змееныш. Потом их становится все больше и больше — и моя кровь закипает.

Но это только начало. Представим себе, что это всего лишь кино. Фильм о человеческой жизни, где вся она как на ладони.

Мой фильм не черно-белый и не цветной. Он цвета сепии с красным оттенком. Это долгое и одинокое странствие.

Я вижу на экране тысячи людей. Они проходят мимо, мелькают, чтобы никогда не вернуться. Ничто и никто не задерживается, это самый одинокий из всех фильмов об одиночестве. На лицах людей нет отвращения, в лучшем случае равнодушие. Большинство же меня совсем не видит. Я — человек из воздуха, словно исчезающий контур в меняющемся ландшафте. Когда-то и я имел свои привязанности, но потом научился быть свободным. Научился ли? Или я только обманывал себя, чтобы выжить? А теперь? Как теперь с этим? Тот, чье имя я не хочу называть, плавал в холодной, темной воде. Насчет прощения и понимания я не строю никаких иллюзий.

Но как же мне было хорошо! Словно змееныши вдруг покинули мое тело, оставили меня, и я стал спокойным и сильным. И совершенно неважно, что мною владело, и сказать, что он этого не заслужил, было бы неправильно. Я мог бы сделать это снова, если потребуется, только ради того, чтобы испытать чувство, как зло отделяется от меня, как змеи затихают и я становлюсь таким, каким мог бы и должен был бы стать.

Ярость перешла ко мне от тебя, отец. Ты — человек из фильма, ты гонишь меня, бьешь, и тебе наплевать на то, что и другие делают то же, как будто я последнее существо в этом мире, и нет никого, кто бы захотел помочь мне.

Кроме него. И он придет.

Кадры на экране сменяют друг друга. Вот он, мой защитник, тот, кто станет на мою сторону.

Несмотря на змеенышей, этой осенью я все же умудряюсь работать время от времени.

Я чувствую теплое дыхание распада. Что бы я ни делал, я всегда спасаю себя самого, это единственное, что умеем мы, люди.

Они преследуют меня, пытаются узнать, кто я такой. Но я убегу о них, теперь мой черед. Я ни в чем не раскаиваюсь, я только восстанавливал попранную справедливость. Я одинаково боюсь и тех, кто гонит, и тех, кого гонят. Я мечтаю о приступе ярости, который вернул бы мне чувство покоя, пусть даже это иллюзия. Во мне сошлись все одиночества этого мира, все его беззвучные страхи.

Отец.

Ты носился со своей камерой, с сигаретой, зажатой в свободной руке. Ты поднимал свою неумолимую дрожащую ладонь с желтыми от никотина ногтями и бил, словно в танце, тело, простертое на земле.

Я не хотел бы быть этим телом.