Осенний призрак

— Подруги? — спрашивает Малин. — Он что, в самом деле жил там совсем один? Бывшие подруги? Друзья? Обычно в таких случаях преступник принадлежит непосредственному окружению жертвы. Любовницы?

— Пока никого не нашли, — отвечает Юхан.

— И никто из них не объявлялся, — добавляет Свен. — Ты и сама знаешь, как трудно бывает проникнуть в историю чужой жизни.

— А может, он был из тех, кто пользуется услугами проституток? — спрашивает Вальдемар.

Малин тут же хочется потребовать от него более уважительного отношения к убитому, но потом она понимает, что, вполне возможно, Вальдемар прав, и в этом случае никого из окружения Петерссона больше не удастся найти. Что поделать, если в этой области шведское законодательство оставляет желать лучшего? Многие из мужчин, покупающие секс, могли бы заполучить практически любую понадобившуюся им женщину. Тем не менее они предпочитают обходиться простыми, свободными от любви и ответственности отношениями.

— Те, с кем мы говорили, общались с ним исключительно как с адвокатом. Похоже, он заботился о неприкосновенности своей личной жизни, — говорит Юхан.

«Одиночка, — думает Малин. — Эксцентрик-одиночка в самом большом замке Эстергётланда. Но никто, никто не может жить совсем один. Или?..»

— Он не был женат, — напоминает Свен. — Может, гомосексуалист?

— Это нам неизвестно, — отвечает Малин. — Вы допросили отца Петерссона? — спрашивает она. — Он может знать и о его сексуальности, и о многом другом.

— Нет, — отвечает комиссар. — Мы только сообщили ему о смерти сына. Малин и ты, Харри, займитесь этим после того, как попытаетесь дозвониться до Йохена Гольдмана.

— Уже сейчас? — удивляется Харри. — Ведь у него только вчера умер сын!

— Мы не можем ждать.

Малин кивает в знак согласия.

Она с отвращением думает о предстоящей встрече. Если что и тяжело вынести в день похмелья, вроде сегодняшнего, так это запах больничных простыней и катетеров.

Больница в Олерюде. Конечная станция. Может статься, он находится в отделении для страдающих деменцией.[41]

— Что еще? — голос Свена звучит оживленно. — Малин, еще что-нибудь?

Он говорит ей своим взглядом, что знает о ее похмелье, но не собирается делать никаких послаблений в работе.

Форс качает головой.

— Мы говорили с Линнеей Шёстедт, — отвечает она спустя некоторое время, — пожилой дамой, проживающей в одном из домов на замковых землях. Она угрожала нам оружием, когда мы к ней постучали.

— Что она делала? — переспрашивает Свен, и Малин замечает усмешку на лице Вальдемара.

— Она как будто испугалась, — поясняет Харри. — Сказала, что никогда не знаешь, с кем придется иметь дело. И в этом она права.

— Дама быстро успокоилась, — продолжает Малин. — Она видела какой-то черный автомобиль на рассвете, так ей показалось. Не помнит, спала она или нет.

— Не помнит?

— Да, ей трудно бывает отличить сон от яви.

Комиссар качает головой.

— А что за машина?

— Этого она не знает.

— Мы должны принять это во внимание. Какую машину водит Фогельшё?

— Темно-синий «Ягуар», — отвечает Малин.

Темный автомобиль.

«Она могла видеть Акселя Фогельшё или Юханссона и Линдмана, когда они проезжали, — рассуждает про себя Форс. — Может, кого-нибудь из детей старика Акселя? Нет ли у Катарины Фогельшё другой машины? Или кого-нибудь из старых знакомых Петерссона, Гольдмана?»

— Никто не звонил? — с надеждой в голосе спрашивает Вальдемар.

Но Свен качает головой.

— Будем работать дальше. Может, кто-нибудь откликнется теперь, когда все это просочилось в прессу и Карим обратился с просьбой к населению.

— В «Коррен» много сегодня о нашем деле, — говорит Юхан. — В государственных СМИ тоже. Об убийстве, погоне, о том, что мы арестовали Фредрика Фогельшё.

— И ничего такого, чего бы мы не знали? — спрашивает Свен.

Юхан качает головой.

— Обязательно должен найтись кто-нибудь, кто сообщит что-нибудь о его аферах, — говорит Ловиса. — Пусть даже анонимно. Если только там есть что сообщать.

— Если он занимался сомнительными делами, то должен иметь контакты с криминальным миром этого города, — рассуждает Вальдемар. — Может, мне стоит навести справки у своих старых знакомых?

— Просто ты не хочешь заниматься бумагами, — смеется Свен. Но потом снова становится серьезным. — Сейчас бумаги для нас на первом месте, ты понял?

Вальдемар кивает.

— Малин, — говорит Шёман, — звони Гольдману. Посмотрим, что он скажет, если только это его номер.

Малин зажмуривает глаза и вспоминает бегущего Фредрика Фогельшё. Представляет тело, брошенное в замковый ров, чтобы душа осталась в той черной воде навсегда.

«Вместе с десятками или тысячами других душ, словно замурованных в камень и время, — думает она, — прикованных к своему несчастью, к своей судьбе, которой невозможно избежать и нельзя смириться. Одиночество красной нитью проходит через человеческую историю, — рассуждает Малин, — лежит в основе всего того, что с нами случается».

22

Тенерифе.