Собственно, это была одна из причин того, что он вернулся в Линчёпинг из Стокгольма. Люди здесь проще, и на чистых улочках провинциального города редко когда встретишь таких, как его спутник.
Часы на приборной доске показывали 10:12.
Юхану Стеченгеру предстоит грандиозная сделка, каких у него еще не было. В конце концов, ожидается приличный гонорар, в этом можно не сомневаться.
А поэтому стоит смириться с присутствием этого типа.
«Он презирает меня, — думает Пауль Буглёв, глядя, как неотесанный адвокат набирает код на охранной панели, установленной возле замковых ворот. — Хотя какое мне до этого дело!» Провинциальный болван.
— Роскошно.
— Да, черт…
Слова восхищения вырываются у Пауля непроизвольно, прежде чем он успевает опомниться. Наконец ему удается оторвать взгляд от большого полотна в вестибюле, и он смотрит на улыбающегося адвоката.
— Стоящая вещь, как я понял? — спрашивает тот.
— Это Сесилия Эдефальк.[70] Полотно из самого известного ее цикла.
— Мне неизвестного, во всяком случае. Парень смазывает кремом спину своей подруге. На его месте я бы занялся грудью.
«На такие реплики я не отвечаю», — с раздражением думает Пауль.
Не обращая внимания на адвоката, он щелкает фотоаппаратом и что-то пишет в своем черном блокноте.
— И такие висят здесь повсюду, — не унимается Юхан Стеченгер.
Пауль Буглёв ходит из комнаты в комнату, снимает, пишет, считает на калькуляторе. Он удивлен и счастлив, как ребенок, и с каждой комнатой его восхищение возрастает. Ему кажется, что он стоит на пороге великого открытия. Должно быть, то же самое чувствовали археологи, раскопавшие терракотовое войско китайского императора.[71]
Мамма Андерссон, Анника фон Хаусвольф, Бьёрне Мельгаард, Торстен Андерссон, уникальная вещь Марии Мисенбергер, Мартин Викстрём, Клай Кеттер, Ульф Роллоф, инсталляции Тони Оуслера.[72] Безупречный вкус. И только современное искусство, все приобретено, похоже, за последнее десятилетие.
Неужели Йерри Петерссон выбирал все это сам? В таком случае у него был талант. Он чувствовал настоящее, с этим надо родиться.
Этот деревенщина со своими дурацкими комментариями все еще здесь.
— А выглядит как обыкновенная фотография, если хотите знать мое мнение.
Это он о Мисенбергер.
— Какой-то маленький стаканчик с дыркой.
Это он о картине Ульфа Роллофа над кроватью в комнате, служащей, судя по всему, спальней Йерри Петерссона.
Тридцать миллионов, не меньше.
Окончив осмотр, Пауль выпивает на кухне стакан воды. Потом еще раз перечитывает свои записи и просматривает снимки в фотоаппарате.
Глаз.
Йерри Петерссон или кто-то другой, кто собирал эту коллекцию, имел хороший глаз.
— И еще здесь есть часовня, — говорит адвокат. — Там портреты Иисуса в золотых рамах. Не хотите взглянуть?
«Иконы, — думает Пауль. — Что же еще это может быть, если не иконы? Он даже слова такого не знает».
— И где это?
— Позади замка, возле самого леса.
Искусствовед ставит стакан на стол.
Сегодня миром правит Его Величество Дождь. Полдень, а на дворе сумеречно, как вечером.
Они быстро обходят замок. Часовня на краю густого елового леса выглядит одинокой и заброшенной.
В руке у адвоката ключ.
«Иконы, — думает Пауль Буглёв. — Интересно, в них Йерри Петерссон разбирался так же хорошо?»
— Похоже, она не заперта, — с удивлением замечает адвокат.
Дверь открывается с усилием, издавая чуть слышный скрип.