Осенний мотив в стиле ретро

Брат уже сидит под следствием, и дальнейшая его судьба почти никакими источниками не высвечена. Пресловутый чемоданчик с листовками, призывающими к низвержению эксплуататорского строя, блуждает где-то, и никто - пока никто! - не хочет приютить его.

Струйский все-таки приютит, возьмет этот чемоданчик, превосходно зная, что родственники в первую очередь попадут - наверняка уже попали! - под подозрение, возьмет и спрячет поэтически нелепо в своем кабинете среди рукописей и книг, едва ли не на самом видном месте.

8

Перенапряжение - в ушах звенит. Не даны нам путешествия во времени, это сказка, дескать самые темные уголки когда-нибудь освещаются лучами правды. Бывает и по-иному - они темнеют дочерна, эти уголки, концентрируют тьму в совершенно черные дыры в душах и судьбах.

Женщины как движущие пружинки биографий - разве это ново? Напротив, понятно до непонятности, почти примитивно.

Но вот что тревожит меня - откуда мои видения, сцены едва ли не по заказу, откуда "тени Голосов усопших" в правильном и неспешном течении моей жизни?

И еще этот звон, только что возникший, тонкий и назойливо сильный.

Я с легкостью необычайной увязываю факты, я - самодеятельный Мегрэ.

Очень уж привлекательно объяснить все тарелкой, зависшим над моим домом невозможным чудом.

Должна ведь отыскаться бесспорная причина хроновидения, дара, о котором я не просил ни Господа Бога, ни Литфонд. Иначе дело запахнет смертельным ударом по мировоззрению истового материалиста.

Пронзительность звука такова, что становится не по себе. Вроде бы ноет все пространство комнаты и время, текущее в ней, - странной музыкальности свист не связан с каким-либо направлением, он везде и отовсюду.

Состояние мое не с чем сравнивать, впрочем, нечто похожее бывает, когда Костик начинает мужественно лепетать рифмованный вздор в лучезарно-ободряющих улыбках своей мамы, Верочкиной сестры. Так и видится тогда штампованная аннотация ко всему этому трам-бам-тарараму, пяток строк лживо-гладенького петита...

Попытаться растолковать: миленькие, нет у вашего мальчика слуха, он не слышит жизни, ему нигде не болит, ни одной вавки за двадцать два годика. Ему не о чем кричать и шептать тоже не о чем. И не стоит ему совершать безрассудное бегство из инженерных рядов.

Странно, но Верочка вмиг звереет: ...конечно, моя родня, куда уж... плевать тебе, пробьется ли он...

Мне и точно плевать, но лучше бы не пробился.

Звук сгущается, бьется во все углы, стискивает мне виски и проникает вовнутрь.

Надо снять напряжение, немедленно и любой ценой.

Прости меня, дружище, мягколапчатый мой Сергей Степанович, совсем уж нечем будет встретить тебя и твои хлопоты.

Открываю последнюю в этом доме бутылку "Русской", наливаю граммов пятьдесят. По такому случаю огурчик бы.

Вскрою баллон - Верочка убьет, но все равно вскрою, - черт с ними, с зимними запасами, до зимы еще дожить надо.

Сейчас станет хорошо, исчезнет этот ноющий звук. Как и нередко случается, морально-отрицательным способом восстановлено морально-положительное состояние. Восстановлю окончательно и пойду спать.

Не так уж много дало мое сегодняшнее путешествие, но и за то спасибо.

Так.

Хорошо не становится, становится никак. И пить больше неохота.

Возвращаюсь в каминную (какое щемяще-приятное название!), включаю свет.

По комнате плавает какой-то голубой сладковатый дым, как будто зажгли десяток палочек с индийскими благовониями.

Неужели из печки что-то вывалилось или окурок не туда сунул? У-у, пьяная рожа!

Нет, все в порядке. Печка, и.о. камина, давно остыла, свежезажженная сигарета торчит у меня во рту. Все в порядке, но по комнате плавают полупрозрачные сгустки дыма.

Чудеса наводняют мою дачу, не хватает только парочки бледных привидений, взывающих к справедливости. Цветная мистика клубится у ног.

Устраиваюсь в кресле и как-то подсознательно ищу глазами кувшин с узорчатой арабской вязью. Не слишком ли - явление джинна, случайно освобожденного почти трезвым писателем Лиходедовым.

Включаю магнитофон, пусть Володин голос изгонит этот противный посвист. И Володя Штейн старается:

Жизнь поэта

рывки и простои,

хуже - негоже,

лучше не стоит.

Как говорится,

пишет, как может,

правду не стоит,

кривду - негоже.

Строчку замажет

ранку залижет,

выше взлетая,

падает ниже.

В гонке по кругу

дней суета...

Жизнь, как песня,

да песня не та.

Черт возьми, это из более позднего Струйского, гораздо более позднего, или я ошибаюсь? Все планы склеиваются в голове, перемешиваются десятилетия, не хватает только мне, биографу, забыть где, когда и при каких обстоятельствах.

Между тем, дым сгущается все сильней, и, наконец, напротив меня сотворяется нечто контурное и зыбкое, возможно, человекообразное.

И я сразу определяю - голубой человечек, летающая тарелка, мой сигнал и прочее, и прочее...

Анекдот какой-то, но мне не до смеха.

9

- Что с тобой стряслось? - спрашивает голубой человечек. - Зачем ты звал нас?