Осенний мост

И когда он сделал это, Киёри шагнул вперед и одним плавным, точно рассчитанным движением вывернул сыну руку, вынудив его выпустить меч и кубарем отлететь к дальней стене. Прежде, чем Ёримаса успел подняться или выхватить второй меч, Киёри ударил его в висок рукоятью отобранного меча.

Ёримаса пришел в себя в своих покоях. Над ним сидел доктор Одзава. Правая сторона головы болела, но серьезно Ёримаса не пострадал. Стражников у двери не было. Мечи находились на своем законном месте, на стойке. Ёримаса взял их и вышел из комнаты. Никто не пытался его остановить.

Он не стал искать отца. Он знал, что Киёри ничего не будет ему объяснять. Эта женщина, кем бы она ни была, ушла, спрятавшись в тайник. Если он не нашел ее прежде, уж наверное не найдет и теперь. Сейчас Ёримаса хотел увидеть другого человека. Если то, что он услышал, было правдой, у него ничего не осталось в жизни.

Он нашел Сигеру на тренировочном дворе; он стремительно двигался между манекенами, рубя их.

Сигеру заметил ушибленный висок брата.

— Что случилось?

Ёримаса пропустил вопрос мимо ушей.

— Отец когда-нибудь говорил с тобой о видениях? — спросил он.

— Ты же знаешь, что да. Он всегда рассказывает нам о своих видениях одновременно.

— Я имел в виду не его видения, а твои.

На лице Сигеру не дрогнул ни единый мускул, но уже одно то, что он замешкался с ответом, было достаточно красноречивым. Так значит, это правда. Видения будут приходить не к нему, а к Сигеру, и Сигеру знает об этом.

— Так значит, отец наконец сказал тебе, — произнес Сигеру.

И снова Ёримаса не обратил внимания на его слова, а вместо этого спросил сам:

— У тебя уже начались видения?

— Нет. Отец сказал, что и не начнутся еще много лет.

— И давно ты об этом знаешь?

— Двенадцать лет.

— То есть, с самого детства?

— Да.

— И ты ничего мне не сказал.

Почему никто ему ничего не сказал? Почему они позволили ему верить, что провидцем станет он? Стыд жег его даже сильнее разочарования. Какими глупыми и пустыми были все эти годы, наполненные гордостью и уверенностью в себе!

— Не я правлю этим княжеством, — сказал Сигеру, — а наш отец. Он отдает приказы. Он сказал мне то, что желал сказать, и оставил остальное при себе. Насколько я понимаю, это и означает быть князем. Тебе следовало бы это знать.

— С чего бы вдруг мне это следовало? Я никогда не стану князем, — парировал Ёримаса.

— Конечно, станешь. Ты — старший сын. Тому, кто наследует отцу, совершенно не нужны видения.

— Я не стану князем. Отец сказал мне, что я им не стану.

Сигеру нахмурился.

— Что это может значить?

— У него есть женщина, о которой никто не знает. Я слышал, как он разговаривал с ней в башне. Не знаю, сколько они уже вместе. Возможно даже, что у нас есть старший брат, о котором мы пока не знаем.

— Это невозможно.

— Ничего невозможного нет, — сказал Ёримаса.

Он оставил Сигеру во дворе, а сам направился в конюшню. Он не желал ни на час задерживаться в замке. Он решил, что поедет во дворец в Эдо и там попытается что-нибудь придумать.

— Ёримаса!

Из теней выступил отец.

— А, вы пришли, чтобы пожелать мне счастливого пути! Или чтобы запретить мне уезжать?

— Это не то, что ты думаешь, — сказал Киёри.

— Да ну? Тогда что же это?

— Женщины тут ни при чем. И у меня нет другого ребенка, который мог бы стать моим наследником. Никакого другого ребенка нет. Пока что. А когда он появится, это будет твой сын, а не мой.

— Господин, это пророчество?

— Да.

Ёримаса низко поклонился.

— Тогда я смиряюсь перед неизбежным и уступаю моему еще не рожденному сыну. Кто станет моей женой и когда свадьба?

— Это пока еще не было мне открыто.

Ёримаса вскочил в седло и снова поклонился.

— Пожалуйста, дайте мне знать, когда это станет ведомо. Каждое ваше слово — закон для меня.

Он еще раз поклонился, хрипло рассмеялся и послал коня с места в галоп.

Все его мечты рассыпались прахом. Он не станет князем Акаоки. Он не будет изрекать пророчеств. Уважение, граничащее с благоговейным трепетом, с которым к нему относились прежде, сменится насмешками. Ёримасе хотелось умереть. Но покончить с собой сейчас было бы трусостью. А он не трус. Он вытерпит то, что на него обрушилось. Но он не обязан терпеть это в унынии.

Первые двадцать два года своей жизни Ёримаса провел, готовясь править. Он читал классическую литературу. Он осваивал рукопашный бой. Он изучал стратегию руководства армиями. Он по несколько часов в день сидел в дзадзен, освобождаясь ото всех ощущений, а затем освобождаясь от освобождения. Эти искусства были необходимы для человека, которому предстояло воевать и командовать другими людьми. Но отныне Ёримаса не нуждался в них. И отказался от них раз и навсегда. Если прежде он каждую минуту совершенствовал достоинства самурая, то теперь он принялся самозабвенно потакать плотским устремлениям и прихотям. Что еще могла дать ему жизнь?

Например, алкоголь, опиум, абсент и массу прочей бурды, изменявшей его восприятие и настроение так, как ему было угодно. Конечно, у них имелись негативные побочные эффекты. Но для их лечения имелись другие растворы, порошки, пилюли и курения.