Осенний мадригал

Он продиктовал номер.

— До свидания, — прошептала гостья и, повернувшись, вышла из кабинета, уже не оглядываясь.

Дронго устало опустился в кресло. Она ему очень нравилась, но некие врожденные моральные нормы мешали ему назначить следующую встречу. Он опасался и за ее репутацию, и за возможную в дальнейшем связь. Он вообще боялся прочных связей, предпочитая оставаться в одиночестве. И хотя в его жизни существовали Джил и сын, он по-прежнему жил один, возвращаясь в свою московскую квартиру, наполненную тишиной.

— Я просто себялюбивый эгоист, — с горечью констатировал Дронго, — больше думаю о себе, чем о ней. Все мои рассуждения ничего не стоят, потому что она мне нравится, и я обязан был дать ей это понять. А не отдавать инициативу в ее руки.

Он вспомнил о возможной болезни погибшего. Поднявшись, он подошел к телефону. В мире было два города, где он мог легко работать, зная многих людей, занимавших разные должности в различных сферах. Это были Баку и Москва. Он подумал, что может отнести к ним еще и Тбилиси. Его сердце переполняла любовь к Грузии, к ее небольшому народу — гордому, хвастливому, красивому, умевшему нести тяжкое бремя с достоинством, равным их величию.

Подойдя к телефону, Дронго набрал номер главного врача кожного диспансера. Они были старыми знакомыми, и он попросил проверить, не числился ли среди пациентов некий Парвиз Самедов.

— У нас закрытая информация, — сказал главврач, — я не могу рассказывать о больных. Ты должен меня понять.

— Этот человек погиб, — возразил Дронго, — и поэтому ты можешь говорить о нем, не опасаясь разоблачений. Я обещаю не разглашать информацию.

— Я знаю всех известных больных в нашем городе, — признался главврач, — и мне необязательно смотреть в картотеку. Ты, наверно, спрашиваешь об известном журналисте, которого вчера убили на даче его двоюродного брата, заместителя председателя Верховного суда Рагима Самедова?

— Откуда ты все знаешь? — удивился Дронго.

— Все сегодняшние газеты сообщили об убийстве журналиста. Ты разве не читал?

— Не успел. Ты можешь сказать, числился ли он среди твоих пациентов?

— Это было раньше. Где-то в Москве он подцепил сифилис. Ты ведь знаешь наших мужчин — они считают презервативы дурацкой выдумкой и полагаются на свое везение. Можно считать, что и ему повезло, он ведь не подцепил СПИД! Сначала его лечили в Москве, потом в нашем городе — он переехал к нам. Сейчас есть такие лекарства, которые вылечивают сифилис. Но он доверился каким-то шарлатанам, а только потом обратился к нам. Мы его поставили на ноги. Извини, но ничего больше я тебе сказать не смогу.

— И вы его вылечили?

— Почти.

— Что значит «почти»?

— Он практически здоров. Даже более того — у него бывают постоянные позывы к совокуплению. Его сексуальная активность выше, чем у нормальных людей. За исключением одного момента…

— Что именно? — не выдержал Дронго, когда его собеседник замолчал.

— У него не может быть детей, — пояснил врач, — нежизнеспособная сперма. Он не был способен к оплодотворению, а таким семейным парам обычно рекомендуют искусственное оплодотворение яйцеклетки партнерши.

— Но он был способен к совокуплению с женщинами?

— Еще как! И он не был аскетом, тратил огромные деньги на проституток. Правда, теперь пользовался презервативом.

— Он мог удовлетворять женщин?

— Конечно. Он был нормальным мужчиной. У него не могло быть детей, но во всем остальном он был вполне нормальным. Даже слишком. Никаких проблем с этим у него не было.

— Спасибо. Ты мне очень помог.

Дронго положил трубку, но, немного подумав, поднял ее снова.

— Здравствуй, — сказал он, набрав номер и услышав знакомый голос. — Нам нужно срочно встретиться.

Глава 10

Дронго вышел из здания и посмотрел на небо. Собирались тучи, но до дождя было еще далеко. В Баку вообще дожди не слишком частые гости. Зато ветры хозяйничают в городе триста дней в году. Считалось, что само название Баку происходило от персидского «Бад кубе», что в переводе означало «Обдуваемый ветром».

Дронго повернулся и зашагал на соседнюю улицу, к зданию прокуратуры республики.

Эта улица носила имя великого поэта Низами, но отрезок в центре города назывался Торговой улицей. В шестидесятые годы здесь прохаживались пижоны, как тогда называли одетых по последней моде молодых людей. Дронго поднимался по улице, вспоминая, как ребенком гулял здесь со своим отцом. С тех пор все поменялось, теперь здесь были другие магазины, другие учреждения. А чуть дальше возвышались построенные в последние годы отель «Плаза-Рэдисон» и здание Международного банка. Если подняться еще выше, можно было пройти мимо Центрального универмага, помпезного здания Министерства внутренних дел, примыкавшего к колхозному рынку. Когда-то этот рынок считался самым дорогим в городе. Сюда приходили за покупками сотрудники центральных ведомств, находившихся рядом. Но постепенно дороговизна начала отпугивать все больше и больше. Рынок захирел, многие торговые ряды пустовали.