- Ты, Ляксеич, мужик мудрый. Все правильно рассудил. - Окрошка был тертым калачом и понимал - с начальством надо не конфликтовать, не дуться на него, а хвалить и всячески потакать, тогда все путем будет.
- Молодец, что понял, - отозвался Сидоров, осматривающий буржуйку, подарок бомжей. - Так кем ты завтра рядишься?
- Афганцем. Народ наш что-то беженцев не очень…
Сидоров улыбнулся:
- Ладно, афганец иди, отдыхай.
- А ты, Ляксеич все ж не забывай, кто тебя сюда привел, - не удержался Окрошка.
- Не забуду, - пообещал Сидоров.
…Именно он, Окрошка, привел Сидорова на завод в мае две тысячи первого года.
Он тогда в роли глухонемого инвалида собирал деньги с пассажиров пригородного поезда. А тут настоящие глухонемые, люди ущербные, а потому злые и в силу одинакового изъяна организованные. Выкинули
Окрошку из электрички, как щенка, хорошо еще, что на остановке, могли бы и на полном ходу. А остановка была - Шугаевка.
Окрошка огляделся и, заметив вдали оттаявшие дачные участки, решил, раз уж он тут оказался, проинспектировать их на предмет потенциальной добычи. Успешно просочившись на территорию садоводческого общества мимо сторожки, почему-то не облаянный собаками, Окрошка поскакал на костылях подальше от опасного места.
На одном из участков он увидел бородатого длинноволосого человека в бушлате и резиновых сапогах, что-то рвущего в огороде. С виду - бомж, но бледный. Бомжи, они и зимой загорелые, а к весне и вообще - черные, как негры. Грязь приобретению подобного оттенка тоже способствует.
- Э, мужик! - позвал Окрошка. - Ты там что, весенние подснежники собираешь?
Мужик поднял голову, и Окрошка поразился выражению его глаз. Они были серые, но казались белыми - выцветшими и какими-то неживыми. А лицо у мужика было худое и бледное, как у выходца с того света.
Окрошка даже вздрогнул и незаметно перекрестил свой впалый живот. А мужик вдруг улыбнулся, но как-то грустно.
- А подснежники только весенними и бывают, - сказал он. - Летом они не растут.
- Да ну? - иронически произнес Окрошка.
- Ну да, - в тон ему ответил мужик с неживыми глазами. - Заходи.
Перед калиткой стоишь.
- А это твоя дача?
- Моя. Заходи, не бойся.
- А чего мне бояться, я человек вольный. Захочу, и без твоего приглашения зайду. - И зашел.
- Ты бомж? - спросил мужик, когда Окрошка подошел к нему.
- Это ты почему так решил?
- Сам же сказал - вольный человек. Да и воняет от тебя.
- Воняет, не нюхай, - обиделся Окрошка, но тут же забыл про обиду.
- Так ты лук тут собираешь?
Мужик пожал плечами.
- А я не знаю, что это, - сказал он. - Вышел в огород, смотрю - травка какая-то из земли пробивается.
- Это лук, - тоном специалиста сказал Окрошка. - Солнышко пригрело, он и попер из земли. Видать осенью луковицы не все выкопали, в земле оставили. Вот он и прет. Весна, все к солнцу тянется. - Окрошка задрал голову вверх и подставив щетинистые щеки лучам солнца, улыбнулся. - Весна! Тепло, как летом. Солнышко пригревает. Эх, окрошечки бы сейчас! К твоему луку огурчик бы, яичко, сметанку, колбаски бы… А давай окрошку сделаем? Чегой-то я есть захотел.
Мужик усмехнулся:
- У меня кроме лука к окрошке нет ничего.
- Совсем ничего?
Мужик отрицательно покачал головой.
- А чем ты питаешься? - поинтересовался Окрошка.
- Со вчерашнего дня ничем. Продукты были, но за зиму все съел.
Вчера последнюю перловку сварил. А сегодня вот, - мужик указал на пробивающиеся из земли тоненькие зеленые перышки лука, более похожие на молодую осоку, - только это.
- Небогато живешь, - констатировал Окрошка. - Ты что, здесь зиму перезимовал?
- Перезимовал, - вздохнул мужик. - Только надо говорить не 'зиму перезимовал', а просто 'перезимовал'. Масло масляное получается.
- Грамотный? Как звать-то тебя, грамотей?
- Алексеем Алексеевичем Сидоровым.
- Длинно. А меня коротко зовут - Окрошка.
Сидоров скупо улыбнулся.
- Окрошка, потому что окрошку любишь?
- Не то слово. Я ее, окрошку эту каждый божий день есть могу, и не надоест нисколько. Даже зимой могу. И в завтрак и в обед, и заместо ужина. Ночью спроси: 'Окрошка! Окрошку будешь?'. Скажу: 'Давай!'.
Окрошка - это ж сплошные витамины и удовольствие… Ну, ладно. Нет у тебя ничего, и ладно. Ты мне, Ляксеич лучше расскажи, что делать будешь, коли у тебя кушать нечего. Ты что, и дальше будешь на этой даче сидеть? Ждать, когда плоды-ягоды у тебя на огороде вырастут?
Сидоров пожал плечами.
- Долго ждать придется, - продолжал Окрошка. - Что-то не пойму я.
Жратвы у тебя нет. Денег походу тоже. На бомжа смахиваешь. Худой, одеженка так себе. Но жилплощадь, - он указал на домик Сидорова, вросший в землю, - вроде как имеется. Ты кто, Ляксеич?
- Да, наверное, все-таки бомж, - предположил Сидоров.
Окрошка откинул голову назад, внимательно осмотрев нового товарища. Предложил:
- Напарником ко мне пойдешь? Выглядишь подобающе для нищего. Как будто болел долго. Таким из жалости подают. Пойдешь?
Сидоров не стал возмущенно отвергать Окрошкино предложение.
Подумал и согласился. К прежней жизни возвращаться он не хотел, а жить как-то было надо. Наплевать на все и жить, вспомнил он слова капитана Мотовило.
Так он стал бомжем.