- Ну, вот, - сказал он. - Говоришь: 'не могу я', а сам уже расследование начал. Мне даже кажется, что ты меня ждал. Я прав?
Мотовило кивнул:
- Прав. Я знал, что ты рано или поздно ко мне придешь. Не тот ты человек, чтобы в норе отсиживаться. Да и время, видать, твое подошло. Закончилась релаксация?
- Закончилась.
7.
Уходя в город, Сидоров привычно проинструктировал Окрошку, оставив его за себя главным на заводе на время своего отсутствия, и сообщил об этом всем, кто в тот момент находился в цехе. В принципе, этого объявления можно было и не делать, все и так знали, что Окрошка - самый близкий Ляксеичу человек, его верный адъютант, секретарь и помощник, почти кореш, и что Сидоров всегда, когда покидает развалины дольше, чем на одни сутки, оставляет за себя Окрошку.
Знали и принимали это, как должное.
Вообще-то, корешей у Сидорова не было, существовала некая дистанция между ним и остальными бомжами. Сидоров был одним из них, так же, как они, каждое утро уходил в поиск, был одет так же, как они, в тот же самый сэконд-хэнд с помойки, и даже разговаривал на понятном им языке. И, тем не менее, дистанция существовала. Не
Сидоров ее установил, бомжи сами, чувствуя превосходство Ляксеича в познаниях, навыках и интеллекте, отдавали ему должное и к панибратству не стремились. Дистанция основывалась не на слепом подчинении, а на авторитете - на уважении личности Сидорова и на признании его заслуг перед вольным братством. Особенно сильно его авторитет вырос, когда ему удалось договориться с бригадой сантехников, выполняющей какой-то заказ в близлежащем к развалинам коттеджном поселке и осуществить с их помощью врезку в теплотрассу.
У сантехников имелось газосварочное оборудование, возможность стырить трубы и желание слегка подкалымить. И не важно, кто платит.
А кавардак в делах и нерадивость руководства, царившие в периферийных подразделениях Чубайса, помогли обитателям развалин не замерзнуть в лютые зимние морозы…
Сидорова после того случая зауважали. Сильно зауважали. Даже предложили переселиться из холодной гардеробной в другую бытовку, где было теплей и которая находилась дальше от пролома в стене цеха.
На второй этаж в кабинет начальника цеха сидоров перебрался после своего избрания старшим на заводе. Здесь Окрошка расстарался, мигом провел пиар-компанию. Возражений ни у кого не было - ни против кандидатуры Сидорова, ни против факта избрания старшего.
- Ты что это затеял? - спрашивал у Окрошки Сидоров, услышав шушуканье бомжей у себя за спиной, увидев их взгляды и суетливое, скачкообразное мельтешение одноногого афганца-беженца.
- Старшим тебя хочу сделать, Ляксеич, - отвечал Окрошка. - Старшим над всеми нами.
- Зачем это?
- Без старшего нельзя, Ляксеич. Никак нельзя. Перессоримся мы все без твоего мудрого руководства. Перегрыземся насмерть.
- Так ведь раньше у вас здесь никакого старшего не было. Как же раньше-то вы жили?
- А так и жили. Кто во что горазд.
Сидоров почесал макушку и пробормотал задумчиво:
- Да-а-а. Не может русский человек без руководства жить.
Царя-батюшку ему подавай, мудрое руководство. Иначе ляжет, и лежать будет, неизвестно чего ожидая… Ну что ж? Попробую себя в должности императора всея развалин.
- Чего говоришь? - не расслышал Окрошка.
- Согласен, говорю. Собирай Вече народное.
Собрались все. Обсуждения, как такового не было. Бомжи сразу после короткого вступительного слова Окрошки и представления всем известного кандидата принялись кричать:
- Любо! Ляксеича на царство!
Не поймешь - то ли в шутку так кричали, то ли всерьез, то ли одноногий их так научил.
С этого памятного дня кучка 'искровских' бомжей должна была начать постепенное превращение в более или менее организованное сообщество
- такая была программа у Сидорова и он торжественно донес ее до собравшихся.
- Любо! - кричали бомжи. - Теперь у нас все, как у людей будет! -
До избрания Сидорова они себя, по-видимому, за людей не считали.
Окрошка был наверху блаженства. Отведя Сидорова в его новые апартаменты, он торжественно заявил:
- Теперь, Ляксеич, можешь на работу не ходить. Народ, тутошние бомжи то есть, тебя кормить обязаны. Как старшего над ними, начальника и благодетеля. А я всегда при тебе буду находиться. Тока кликни, и я на трех ногах мигом прискачу.
Сам то он, Окрошка тоже, наверняка, на работу ходить не собирался.
Но Сидоров сразу его огорчил.
- В поиск я буду ходить, как и ходил. Я - здоровый мужик, и сам себя прокормить в состоянии. В нашей жизни бомжевой преференций ни для кого по определению быть не может. Уразумел?
- Чегой-то? Каких таких перфораций?
- А таких! Руководство нашим сообществом я буду осуществлять во внерабочее время. На общественных началах, так сказать. И ты губу не раскатывай. Завтра кем наряжаешься - беженцем или воином-интернационалистом?
Окрошка надулся как мыльный пузырь, даже радужные пятна на щеках и лбу появились, и ушел. Но через полчаса поскребся в дверь приемной, лично установив этим некую субординацию, и когда Сидоров разрешил ему войти, сказал: