Осенний лис

— Что ж так — в соседней-то?

— Да нашенская она. Замуж вышла, ну, к мужу и переселилась. А ты откуда будешь-то?

— Издалека. С гор.

Слово за слово Жуга рассказал новому знакомому обо всем, что случилось в лесу. Збых слушал, рассеянно кивая, изредка спрашивая о чем-нибудь. Хмурился, качал головой. Наконец, поднял взгляд.

— Ты на ночлег где-то остановился, нет?

— Нет... Разве только вот у отца Алексия...

— Ну, это ни к чему. Раз такое дело, оставайся покамест у меня. Денег не надо.

Жуга помолчал, отставил в сторону глиняную кружку с остывшим чаем и некоторое время сидел недвижно, о чем-то размышляя. Пожал плечами.

— Неудобно как-то...

— Да брось ты, все равно ведь бобылем живу.

— А сестра?

— А что — сестра? Она у меня девка с понятием. Считай, что я тебя погостить зазвал. Так что — лезь, вон, на полати.

Жуга, который впервые за весь день поел с охотой, теперь молча сидел за столом, прислонившись спиною к жарко натопленной печке. Глаза смыкались сами собой, говорить не хотелось, и спорить он не стал, лишь кивнул благодарно, лег, укрылся своим полушубком и вскоре уснул.

Збых еще некоторое время сидел один, задумчиво глядя в стол. По-правую руку от него, словно соринка в глазу, маячило что-то черное. Кузнец повернул голову и вздрогнул: показалось на миг, что рядом, на лавке свилась кольцами тонкая черная змейка. Збых похолодел, но тут же вздохнул с облегчением, припомнив, как Жуга за разговором зачем-то кромсал ножом узкий лоскут сыромятной кожи, и потянул «змейку» к себе. То был затейливо плетеный кольцом ремешок с узелками. Узелков было много — десятка полтора на каждой стороне, и почему-то Збых все время сбивался, пытаясь их сосчитать. Махнув рукой, он бросил эту затею, зевнул, перекрестился на образа и, погасив свечу, полез на печь.

* * *

Шорох шагов? скрип несмазанных петель в ночной тишине? дуновение холода? Збых не смог бы ответить, что именно его разбудило, но так или иначе, среди ночи он вдруг открыл глаза и больше не смог уснуть.

Едва лишь стемнело, со всех сторон сразу налетел ветер-баламут, разметая по полям сухой колючий снег, шуршал по крыше, царапался в окна, завывал дурным голосом. В избе у кузнеца было тихо и тепло. Мерцала огоньком лампада. Постель Жуги была пуста. Збых решил сперва, что приятель его вышел по нужде, но прошло пять минут, десять, и кузнец не на шутку растревожился. Он слез с печи, оделся и вышел на двор.

— Жуга! — позвал он. — Жуга, ты где?

Ответа не было.

У самого крыльца брала начало и терялась за воротами цепочка полузаметенных снегом следов. Обеспокоенный, Збых вернулся за шапкой, подпоясался, прихватил фонарь и рукавицы и двинулся на поиски.

Мело.

Закрываясь от ветра рукой и пригибаясь к самой земле, кузнец медленно пробирался вдоль темных, укрытых снегом домов. Изредка останавливался, светил фонарем — снег быстро сглаживал все неровности, но в деревне было от силы десять домов и всего одна улица, да и тучи меж тем разошлись, объявилась луна, и вскоре следы привели его к церковной паперти. Збых потоптался в нерешительности, хотел было постучаться, да вдруг раздумал, загасил фонарь и только после этого, стараясь не шуметь, приоткрыл дверь, и проскользнул внутрь.

Жуга был здесь, хотя разглядеть его было трудновато — в трапезной горели только лампады да две толстых свечи в изголовье гроба. Было тихо, и в этой гулкой тишине неясным эхом расползался по углам негромкий отчетливый шепот. Збых похолодел, хотя сам не понимал, отчего: было в этом шепоте что-то такое, от чего кузнец тихо скользнул в темный угол и там затаился. Обитая войлоком дверь закрылась за ним мягко, без звука, лишь сквозняк тронул пламя свечей, и стоявший у гроба рыжий паренек ничего не заметил, всецело поглощенный своим занятием.

Жуга творил наговор.

Збых потом не мог вспомнить, сколько времени простоял он в этом закутке, тараща глаза в церковный полумрак. Сперва ничего не происходило.

Потом появился Свет.

Он возник ниоткуда — струистое блескучее сияние рождалось где-то в пальцах у Жуги, сгущалось, странной светлой тенью мерцая на фоне черноты. А потом...

Шепот Жуги смолк. Дымная тень вытянулась неровным облачком и теперь плыла уже сама по себе, направляясь к покойнику. Кузнец поежился — слишком уж быстро двигалась она, — а затем вздрогнул от неожиданности: показалось вдруг, что мертвец шевельнулся в своем гробу. Збых поднял руку — протереть глаза — и чуть было не закричал, сызнова их открыв: Вайда поднимался, медленными неверными рывками, руками ухвативши края домовины! Глаза его были открыты и пусты.

Крик свой кузнец удержал, хотя сам бы не сказал, как, но теперь уже поздно было скрываться: Жуга, заслышав шорох, обернулся.

— Ты?! — вскричал он, делая шаг навстречу. Рифмач с глухим стуком рухнул обратно. Пламя свечей дрогнуло, одна из них погасла.

— Я! — с вызовом бросил Збых и вышел из угла. — Ты что творишь, нелюдь, в божьем храме?! — Кузнец выпрямился во весь рост — угрюмый, жилистый. Его не так-то просто было испугать. — А я-то тебя к себе на дом...