— Злой ты, Геральт, — вставил вдруг Олег. — Пришел бы по-людски, разъяснил, что к чему, так нет — сразу с мечом... И вообще тебе на людей на всех наплевать. Вот за это вас, ведьмаков, и не жалует никто...
Ведун пожал плечами.
— Я не умею быть злым, — просто сказал он, — и не хочу быть добрым. А что касается людей... Вспомни лучше Моргуна. Прощайте.
И ведун двинулся в путь. Из одеял показалась рука, помахала на прощанье. Жуга улыбнулся, помахал в ответ.
Олег вздохнул и помотал головой.
— Жалко, — сказал он.
— Чего жалко?
— Девку жалко. И мельницу тоже жалко...
— Брось, — отмахнулся Жуга. — Все одно ничего путного из этого не вышло бы... Радуйся, что цел остался.
— Может, и так... — Олег поскреб в затылке. — Не по мне все эти колдовские штучки. Я в жизни ничего не боялся, а тут, когда он на нас с мечом попер, прямо душа ушла в пятки... А ловко ты меч-то его, посохом! Он что у тебя, заговоренный что ли?
— А? — Жуга поднял взгляд, покосился на расщепленную макушку посоха. — Нет, что ты... Вяз это, самый обыкновенный вяз. Повезло просто, да Геральт и убивать-то нас не хотел...
— Знаешь, — задумчиво сказал Олег, — не хотел бы я стать таким, как этот Геральт.
— Кто знает? может, он по-своему тоже прав... Ты куда сейчас?
— В город подамся. Хватит с меня этих лесов: холода идут. Айда со мной. Работу подыщем, а там — видно будет.
Жуга помотал головой.
— Нет. Не пойду. Был я тут недавно в городе одном... Что-то нет больше охоты. — Он подбросил на ладони приятно увесистый кошель, развязал, заглянул внутрь. — Серебро... На, держи половину.
Олег замялся.
— Ну ты это... зачем...
— Да ладно, чего уж...
Олег подставил ладонь, неловко сунул деньги за пазуху.
— Ну, так я пойду?
— Счастливо, — кивнул Жуга.
— Что ж, прощай. Заходи как-нибудь, если что — помогу, чем смогу...
— Прощай.
Олег потоптался, пожал протянутую руку и зашагал к Маргену, вскоре скрывшись за поворотом.
Жуга остался один.
Он долго стоял посреди дороги, глядя куда-то перед собой. Почему-то все время вспоминался странный, такой до боли открытый взгляд серых девичьих глаз. Эльза-Мария...
«Ила» звучало лучше.
Жуга усмехнулся грустно своим мыслям и вдруг нахмурился: впервые в жизни он не мог распознать, какое из двух имен девушки настоящее.
Что-то холодное вдруг коснулось его лица, кольнуло тонкой иголочкой и слезой сбежало вниз по щеке.
Жуга поднял голову.
Падал снег.
Оправа: ГОВОРЯЩИЙ
4
«Ах-р! Ведьмак! Я думал, их уж не осталось вовсе. Он что, и правда ехал через Каменный Круг?»
— Откуда же мне знать?
«Тогда тебе повезло. Тебе и твоему приятелю не стоило туда ходить — та мельница давно уже мертва. Мельники частенько повреждаются в уме — уж слишком много разных мыслей в голову приходит, когда крутится колесо и мелется мука. А если человек еще при этом и один... — Медведь поднял взгляд на травника. — А ты правда не различаешь цвета?»
— Только красное и зеленое.
«Этот браслет. Ты почти не говорил о нем. Покажи.»
Жуга приподнял руку:
— Я как раз собирался рассказать... Нет, извини, снимать не буду. Если хочешь, подойди поближе.
Маленькие глазки зверя холодно блеснули. Жуге на миг почудилась скользнувшая в их желтой глубине тень испуга.
«Ладно. Опусти. Мне кое-что понятно уже сейчас.»
— Вот как? И что тебе понятно?
«Вначале были смерть и колдовство. Потом ты встретился с детьми и существами ночи. А после — с девушкой и с тем, кто эти существа уничтожает. Убивает нечисть.»
— Я все равно не понимаю, кто прав, кто виноват. И почему вражда. А что до нечисти... Все то, что называют нечистью, меркнет порой перед тем, что таится в глубине людской души. Хотя, там есть и свет.
«Не бывает света без теней. Хоть это ты тогда уже понял?»
Травник медленно кивнул.
— Это — понял.
ТЕНЬ
— Можно ли о чем-нибудь жалеть, когда приходит зима?
— Что?
— Я говорю, как можно о чем-то сожалеть, когда приходит зима? Оглянись вокруг: весь мусор, канавы, сучья и буераки, все застарелые раны земли укрыты этой белой непорочной пеленой.
— Ну, не знаю... Слишком уж похоже на смерть.
— Ну и что, что похоже! разве это так важно? Мы все когда-нибудь умрем и все когда-нибудь воскреснем. Лучше представь, как по весне все здесь расцветет. Это ли не счастье — жить и видеть год за годом подобное чудо? Черт... Зуб болит...
— Потерпи до вечера, а там разведем костер, я тебе настой приготовлю.
— А поможет?
— Отчего нет? Дело нехитрое. Это он у тебя от холода ноет.
— Да, жаль, что сейчас не лето...
— Как можно о чем-то жалеть, когда приходит зима?
Собственные слова, вернувшись с тенью дружеской усмешки, произвели на путника странное впечатление: остановившись, он глянул озадаченно и вдруг расхохотался.
Он смеялся так звонко, легко и заразительно, что спутник его не выдержал и рассмеялся тоже.
Не в меру восторженному поклоннику зимы было лет двадцать, двадцать пять — трудно сказать точнее, потому как хоть и был он строен, и двигался по-юношески легко, но сложен был совершенно по-взрослому, бороду свою, густую и черную, носил уже далеко не первый год, да и голос имел что надо — глубокий, гулкий бас.