Осенний лис

Жуга задрал рубаху, нащупывая в сумраке узкую прорезь ножен, и выругался, порезав палец. Похолодел невольно: так можно и живот себе распороть! Хриз как всегда под вечер начинал чудить — то было его время. Капли крови упали на землю, и почти тотчас же полыхнул в браслете черный камень. Травник нахмурился: «Да что вы все, сговорились что ли?» — встал, направился к кустам, прислушался и вдруг замедлил шаг. Остановился, глядя в темноту.

— Давай, чего уж, — сказал он, — выходи. Я ведь все равно тебя вижу.

Кусты расступились, и к травнику вышел Иваш.

— Слышь, рыжий, — хрипло сказал он. — Ты уходи. Добром прошу, уходи.

Жуга не ответил, и тогда скрипач шагнул вперед.

Он был бос. Белые волосы растрепались. Катаная шляпа сбилась на затылок. В проеме распахнутой овчинной безрукавки мелькнула голая, в длинных царапинах грудь.

— Ты понял меня? Оба уходите. Ты и Вайда! Завтра же!

Травник поднял взгляд, и голубые глаза его странно блеснули в темноте.

— Остынь, Иваш, — хмуро сказал он. — Твоих мне только советов не хватало. Я уж как-нибудь сам решу, чего мне делать и куда идти.

Иваш сжал кулаки.

— Не оставишь Линору в покое — пеняй на себя! — прошипел он травнику в лицо и с треском исчез в кустах.

Жуга вздохнул, покачал головой и направился к укрывшемуся за деревьями фургону.

* * *

Ночь выдалась холодной. Вызвездило. Покончив с ужином, Жуга взял из фургона две старые облезлые шкуры, одеяло и улегся (на случай неожиданного дождя) под повозкой. Снял и спрятал в мешок свой браслет и долго лежал, размышляя о чем-то своем, пока, наконец, не уснул.

Проснулся он от шороха. Прислушался настороженно. Ни звука не было в ночи. Костер давно уже погас, лишь угольки красными глазами пялились во тьму. И все же... Шорох повторился, и травник окончательно уверился в своей догадке.

Кто-то полз.

Жуга не шевельнулся, не издал ни звука, лишь рука скользнула под рубаху, нащупывая рубчатую рукоять меча. Пальцы сжались...

...и расслабились.

— Это я.

И снова тихий шорох. Неясный контур девичьего тела в темноте.

— Ли?

Холодное тело забралось под одеяло.

Она была нага...

...она пахла медом и полынью...

...горчичным семенем и молоком...

...сосной и тополиным пухом...

...всем и ничем.

У травника закружилась голова.

— Зачем...

Узкая ладошка закрыла ему рот, и он умолк.

— Молчи. Пожалуйста, молчи.

Линора придвинулась ближе.

— Ты сумасшедшая, — выдохнул травник, едва ладонь убралась с его лица.

— Как и ты, — просто ответила та.

Их губы слились, и травник почти что против воли прижал ее к себе. Зарылся лицом в шелковистые темные волосы. Сомнения, досада, неуверенность — все вдруг покинуло его, осталась только беспричинная злость — на Роджера, на Вайду, на Иваша. Злость и желание любить. Почти не глядя, он разогнул кольцо меча, сунул его в изголовье вместе с ножнами и, путаясь в рукавах, принялся стягивать рубаху.

Какие, к черту, мысли?!

Кого там бог лишает разума?

Все влюбленные — дураки...

Они любили друг друга в мокрой траве и старых волчьих шкурах, забыв себя, забыв про всех, забывши все, шепча всякую белиберду и тихо смеясь, когда кто-то из них случайно ударялся головой о днище фургона. А потом — Еще. И еще.

— Люблю тебя...

— Люблю тебя...

Линора нащупала в темноте руку травника. Ладонь к ладони.

— Я и ты... — улыбнулась она. — Ли и... Лис...

Подняла руку к затылку. Что-то кольнуло травника в грудь. Он поднял голову.

В руках у девушки был дротик. Травник перехватил умоляющий взгляд ее карих глаз. Губы ее шевельнулись: «Дай. Пожалуйста...» Сил возражать у Жуги уже не было, и он лишь молча наблюдал, как острие дротика движется вниз, к животу, распарывая кожу. Кровь проступила тонкой нитью, набухла, потекла неровной струйкой. Линора отложила дротик, нагнулась над Жугой и жадно приникла губами к разрезу. Подняла к травнику заляпанную кровью мордочку. Улыбнулась мягко, виновато. Провела рукой вдоль раны, собирая кровь в ладонь. Вновь посмотрела на Жугу.

Некоторое время они лежали в тишине.

— А ведь ты вампир, девочка, — убежденно сказал Жуга. — Я прав?

Та кивнула.

— Вот значит, как... — он вздохнул. Все сразу стало на свои места — и предсказания, и неожиданная страсть, и всякое иное прочее.

Мало кто задается вопросом, почему вампира никогда не убивают те, у кого он пьет кровь. А ответ прост.

Потому что любят.

— Прости, — она села. — Я не могла... Я... я сейчас уйду.

Жуга помедлил, затем протянул руку, положил ладонь Линоре на затылок и медленно привлек ее к своей груди, туда, где струился во тьме багровый ручеек.

— У нас, у волохов есть поговорка, — сказал он. — «Мужчина, полюбивший женщину-вампира, не обязательно умрет сейчас, но он не будет и жить вечно». Так что — пей... Пей.

* * *

Впрок выспаться нельзя — Жуга давно усвоил эту старую истину, хотя каждый раз надеялся, что это ему удастся. Не удалось и сейчас — утренний холодок заставил странников подняться ни свет, ни заря. Зевая и щурясь спросонья, травник вылез из-под фургона и подсел к костру. Есть хотелось неимоверно. В котелке еще осталась со вчерашнего холодная чечевица, Жуга, не умываясь, нагрузил ею с верхом деревянную миску и принялся за еду.