Тот опустил пустую кружку, все также безразлично взял протянутые странником хлеб, лук и колбасу, отгрыз кусок и принялся жевать. Ел он бездумно, торопливо, с какой-то мутной жадностью в глазах, не чувствуя, похоже, ни вкуса колбасы, ни тошнотворной вони, исходившей от него самого. Был он высок и бородат, с неряшливой копной каких-то сизых, местами даже — обгорелых, давно не стриженых волос, имел лет двадцать пять за плечами и странный, затаенный страх в душе. В его речах сквозил тот самый неистребимый лающий акцент, в любом краю выдающий уроженца германских земель. Одежда — подпоясанная вервием изодранная ряса, была грязна до безобразия, под левой рукою расплывшейся бурой полоской темнела запекшаяся кровь. В просвете рваного ворота мелькал нательный черный крестик. Распухший нос, разбитая губа... Похоже было, что досталось ему крепко.
— Тебя как звать?
Вопрос, казалось бы невинный, заставил незнакомца сжаться, будто от удара — он даже словно ростом ниже стал. Прожевавшись, положил огрызок колбасы на стол.
— Зовут меня Бертольд, а прозвище мне — Шварц, что значит черный, — ответил он и снова смолк.
— Ты не монах ли часом?
— Ну, может, и монах... — Голова его качнулась с пьяной несуразностью. — А как тебя зовут?
— Зови меня... ну, скажем, Лис, — ответил тот.
— Лис? — Брат Бертольд наморщил лоб. — Это который бегает... вот этак?
Губы его собеседника тронула улыбка.
— Да.
— Идет. Поставь мне пива, Лис.
— Может, хватит? — посерьезнил странник. — Чего ты набираешься с утра?
— С того, — угрюмо буркнул тот. — Я, может, до утра...
Рука легла на стол меж ними, и чей-то голос коротко потребовал:
— Эй. Выметайтесь. Оба.
Корчма затихла. Рыжий поднял взгляд.
Подошедших было трое — чернявый, стриженый в кружок парнишка в белой безрукавке поверх вышитой рубахи, второй — постарше первого, но тоже не мужик еще — едва-едва вон усики пробились, как черные сопли под носом, и третий, в грубых шерстяных штанах и голый по пояс. Этот был крупнее всех, хотя и парни тоже с виду были крепкие. Однако Лис не шелохнулся, остался сидеть, как сидел, лишь бросил беглый взгляд в сторону окна, где за столом оставшиеся трое следили напряженно, чем все кончится. Один из них вертел в руках колоду карт. Шварц молчал, растерянно помаргивая. Дела... Здоровый ведь мужик! Шутя троих осилил бы, да видно злости не хватает, что ли...
Меж тем парнишка, тот, что был поближе, шагнул вперед, взял со скамейки посох и отступил обратно. Посмотрел на своего приятеля — тот кивнул одобрительно.
— Ну? — нетерпеливо бросил голопузый, — долго вы еще тут будете вонять?
— А ты нос заткни, — Лис встал и выпрямился, глядя ему в глаза. — Чего расшумелся? Или твоя корчма?
— Может, и моя. А ты вот, кто такой, ядри тебя холера?
— Залетный воробей... Чего пристали к человеку?
— А нечего тут языком трепать! Тоже мне, нашелся... Мало, видать, попало — вишь, опять пришел.
Лис посмотрел на Шварца.
— Свое он получил, так стало быть, в расчете вы.
— В расчете, или нет — решаю я, — набычился верзила. — Ну, так что, дать вам по мордам, или сами уберетесь?
Рука его потянулась вперед.
Движенье было быстрым. Неуловимо быстрым. Толчок, подножка — заводила растянулся на полу. Его дружок взмахнул дубинкой, промахнулся, а через миг и сам приложился головой об стол. Кружка разлетелась в черепки. Посох, не успев упасть, как будто сам собою прыгнул страннику в руки, и третий забияка поспешно отступил назад. Полураздетый картежник рванулся было встать и замер, углядев под носом у себя грязный березовый кол.
— Ну? — в свой черед спросил у парня Лис и повел туда-сюда рукой. — Теперь-то мы в расчете?
Картежник завороженно следил, как двигается посох. Облизал пересохшие губы. Опустил глаза.
— В расчете, — пробурчал он.
— Вот и славно, — странник встал и вновь шагнул к столу. Посмотрел с неодобреньем на Бертольда и пошарил в кошельке.
— Хозяин! — позвал он. — Дай воды.
Компания игравших вновь собралась у окна. По грязному столу зашлепали карты. Народ в корчме задвигался, загомонил, обсуждая происшествие, забрякали кружки. А в дальнем углу чей-то негромкий голос вдруг сказал со странной убежденностью: «Жуга.»
— Жуга? — Бертольд вдруг встрепенулся. — Тебя и впрямь зовут Жуга? О, господи... Мне про тебя Олег рассказывал, как вы тогда на мельнице... и в замке...
— Я — Лис, — нахмурившись, ответил рыжий странник. — Оставь Жугу в покое. И вообще, говори тише.
— Жуга, наверное, только ты сумеешь мне помочь! — Монах приблизился и громко зашептал ему в лицо: — Меня... убить хотят.
— С чего ты взял? — опешил тот. — Да и кто?
— Не знаю я! Не знаю!
— Ну, а за что, знаешь хоть?
Взгляд монаха стал совсем беспомощным.
— Я... дьявола на землю выпустил... — сказал он, всхлипнул и заплакал.
Некоторое время оба они молчали.
— Так-таки и дьявола? — усомнился Жуга.
Брат Бертольд развел руками.
— Я не знаю...
— А ну-ка, расскажи.
Тот вытер слезы, помолчал, тоскливо заглянул в пустую кружку, вздохнул и начал свой рассказ.