— Вот как... — Жуга помрачнел. — Осчастливить, значит... Зря он за это взялся — мог бы и сам понять — хоть и маг, а тоже человеком начинал. А у людей извечная забава — землю делить — кроить да штопать заново огнем и сталью, волшбой и просто — силой рук... А небо — вот оно, режь его ломтями... Что, не получается? Вот то-то...
— Что же теперь?
— А теперь я пойду, — Жуга встал и надел полушубок. Подпоясался кушаком. Поднял посох.
— К-куда?
— Колдун внес свою плату, пора и мне долг возвращать. — Он взглянул ей в глаза и вздохнул. — Сегодня ночь большого прилива. Теперь я должен выиграть эту битву. Выиграть или погибнуть.
— Но почему?! Ты же сказал, что взять тебя он не в силах!
— Зато в силах взять тебя.
— А он может?
Ответить Жуга не успел. Яльмар вдруг сел рывком, дико вращая глазами, лихорадочно ощупал себя с ног до головы и вытаращился на Жугу.
— Один и Фрея! — прохрипел он. — Ты?!
— Я, — Жуга невольно улыбнулся.
Яльмар спешно задрал на боку рубаху и поскреб ногтем багровый рубец.
— Боги! Ты воистину великий ворлок!
— Как ты себя чувствуешь?
Яльмар махнул рукой и, расшвыривая скамейки, двинулся к бочкам.
Снаружи, как и прежде, бесновался ветер. Мело. Дождь со снегом пополам сменился вдруг сухим, совершенно нездешним порохом поздней метели. Улицы города опустели окончательно. Галлен затих в своем холодном сне, укрытый серым покрывалом зимних туч. Темнело. Часы на ратуше пробили шесть и смолкли, словно испугавшись собственного голоса, и только с берега доносился тяжелый, размеренный грохот прибоя.
По снегу, летящему с неба, шли трое — Жуга впереди, Яльмар и Зерги следом. Жуга шел без шапки, с босой головой, казалось, он совсем не обращает внимания на снег и ветер. Девчонка же наоборот, подняла капюшон. Последним шел варяг. Он еще не совсем оправился от удара, но оставаться в корчме отказался наотрез.
— Еще чего! — фыркнул он, едва Жуга об этом заикнулся. — Чтоб я, да тебя, да одного... И думать не моги!
Яльмар осушил пару-тройку кружек пива, сжевал что-то на кухне и теперь снова рвался в бой. Куртка его заскорузла кровавой коростой, но варяг не обращал на это внимания. Если б не разрез на ней — длинный и неровный, можно было бы подумать, что никакой раны нет и не было вообще.
Что касается Зерги, то с ней говорить и вовсе было бесполезно — в одной из комнат наверху отыскался вдруг ее хваленый самострел, и глядя на то, как загорелись ее глаза, Жуга понял: все — кричи на нее, не кричи, а все одно увяжется следом. Так оно и вышло, бедовая девчонка с радостным криком схватила свое сокровище, проворно сунула ногу в стремя — механизм щелкнул, натягивая тетиву — и вскинула арбалет к плечу. Фунтовая стрела с глухим ударом вошла в бревенчатую стену по самую пятку, Зерги усмехнулась, отбросила рукою волосы от глаз и повернулась к Жуге.
— Я с тобой, — коротко сказала она.
Спорить Жуга не стал.
Городская стража так и не явилась.
— Куда идем-то? — спросил вдруг Яльмар.
— До маяка, — Жуга вдруг посмотрел на небо. — Не зря спешил колдун-то, ох, не зря... — Он поежился. — Не опоздать бы.
— Он... где сейчас? — повременив чуток, спросила Зерги.
— Где-то рядом, — пожал плечами Жуга.
Зерги нахмурилась:
— Не смешно.
— А я и не шучу. Он тут, со мной.
Жуга шел теперь уже без всякой хромоты, худой, поджарый, нес посох под мышкой. Холодный ветер трепал его длинные нечесаные рыжие волосы.
— Это как?! — опешил Яльмар.
— Так... — Жуга пожал плечами. — Дверь открыть — это все лишь половина дела. Чего стоит душа без тела в этом мире? Дым-туман, одно названье... Сколько их таких вокруг; кабы все они силу имели, житья бы от них не было. Дух, он ведь телом силен...
— Но как же он тогда все жег?
— Господи! — Жуга остановился и так резко обернулся, что варяг с девчонкой чуть с разбегу на него не налетели. — Да неужели вы еще не поняли, что сами давали ему силу?! Он ведь искал — долго, упорно искал, а попадались-то все больше крохи. Искорки огня. Порой ему и этого хватало, чтобы дело сдвинулось. Цыганчонок подпалил свою кибитку, ясно вам? Цыганчонок. И дом у волшебника сожгла ты, Зерги... А ты, Яльмар, спалил свою ладью.
— Что?! — поперхнулся викинг, отшатнувшись. — Да ты в своем ли уме? Клянусь одноглазым, не слыхал я большей нелепицы! Чтобы я, свой драккар...
— Ну, не сам, конечно...