ОСЕННИЙ ЛИС

«Идешь ли ты? Идешь, иль нет?»-

В ушах моих звучал…

– Вот уж уважил, так уважил, – помолчав, сказал горбун. – Спасибо. Как есть – про нас песня. По больному месту, да каленым швом. По открытой ране, да сырой землей. Чья хоть песня-то?

– Моя, – ответил Вайда, зачехлил свой инструмент и завалился спать.

* * *

Это была деревня. Пустая и отчасти погорелая. Отчасти, ибо все дома остались целы, и только деревянную церковь турки пожгли. Насколько знал Жуга (и Вайда не замедлил это подтвердить), османы редко уничтожали христианские храмы, предпочитая скопом обращать всех поселян в свою веру, а церковь переделывать в мечеть. Делалось это довольно быстро. Однако здесь все было иначе.

– Это Микеш, – ответил хмуро бард, когда горбун спросил его об этом. – Здешний священник не пожелал отсюда уходить. Турки сожгли его. Вместе с храмом.

Горбун кивнул, раскуривая трубку.

– Вот так всегда, – задумчиво сказал он. – Все, что было – не было и нету… Все, как у людей. Новая весна, и что? Толще видим, жарче жрем, круче гадим, глубже мрем… с каждым страхом, с каждой весной. Земля смердит до самых звезд. Только и осталось – подвязать штаны продолговатым ремешком и ступать вперед, надеясь, что была и у тебя когда-то жизнь как сметана, жизнь как перина…

В молчании они проехали безлюдной улицей, пару раз останавливаясь с намереньем заночевать в каком-нибудь доме, но всякий раз двигались дальше: приземистые хаты, некогда уютные и светлые, стояли ныне, выбранные дочиста, с полуразобранными крышами и напрочь выбитыми окнами, полные мусора и нечистот. В итоге странники оставили деревню в стороне и добрались до берега реки, где и стали на ночлег. Горбун распряг волов, Линора и Иваш занялись готовкой и костром. Жуга принес им воды и после вновь ушел к реке, где и остался.

Вечерело. С юга потянуло ветерком. Нагревшаяся за день земля исходила медленным теплом. Май, знаменитый злыми утренниками, выдался нынче удивительно щедрым на теплые вечера. Бурливая в верховьях Яломица разливалась здесь широким тихим омутом. Обрывистый и низкий, поросший густым кустарником берег был пологим и неожиданно сухим. Травник уселся, свесив ноги, и некоторое время молча глядел на бегущую воду, на лес и темные вершины недалеких гор.

За спиной послышались шаги.

– Жуга…

Он медленно обернулся и посмотрел на Линору. ее хрупкая фигурка возникла на берегу совершенно неожиданно – белое платье на фоне кустов. Шагнула вперед.

– Можно… я тут тоже посижу?

Травник неопределенно пожал плечами, мол, садись. Покосился на свой браслет. Ничего не происходило – камень был темен и чист. Девушка меж тем подошла, легко и неслышно ступая, и подобравши юбки, села рядом. Вздохнула.

– Тихо как… – Повернулась к травнику. – Зачем ты сюда ушел?

– Так… Захотелось вдруг.

Сам не понимая, почему, он сказал ей правду. Он и впрямь хотел побыть один. Говорить вот не хотелось. Думать не хотелось. Оборачиваться тоже не хотелось, тем более, что травник и так буквально чувствовал затылком ее пристальный взгляд.

– Кто ты? – вдруг спросила она. – С тех пор, как я поняла, что могу видеть в людях, мне никогда не было так… так…

Жуга повернул голову.

– Как?

– Страшно! – Линора скомкала подол. – Тебя как будто нет… Ты понимаешь? Вовсе – нет. У меня было такое чувство… будто ты уже умер.

Тот вздрогнул. Повернулся к ней.

– Что ты сказала?

– Я сказала, – терпеливо повторила та, – что у меня было такое чувство, будто ты уже умер. Я ничего не смогла узнать. Там словно бы стена и пустота. И будто что-то есть еще… но только я не понимаю, что.

– Вот как? – пробормотал Жуга и усмехнулся. Взъерошил рукой непослушные рыжие волосы. – Интересно… Ты для этого попросила меня поехать с вами?

– Нет. Я просто знала, что так будет. Но это ведь сбылось?

– Ну… Да.

– Я не могу угадать твое имя… Чему ты смеешься?

– Забавно. Впервые кто-то пробует его угадать.

– Расскажи мне о себе.

Жуга вдруг снова сделался серьезен. Нахохлился, подбирая ноги под себя. Помолчал.

– Я горец. Волох. Травник. Люди зовут меня Лисом. Справедливо, нет – не знаю. С гор я ушел – там мои друзья обернулись врагами. Что еще?

– Вчера ты называл себя – Жуга.

– Ну, называл. Так меня дразнили в детстве, – не» жиданно для самого себя с неловкостью признался он. – За волосы. Огнем, мол, жженый…

– Странное прозвание.

– Почему?

– На севере так или похоже называют первый тонкий лед у берегов. На востоке – первый сильный снег на грани осени и зимы.

– Ну называют, так и шут с ними, – пробурчал Жуга. – Я-то тут при чем?

– Не сердись. – Линора придвинулась поближе. Коснулась травника рукой. – Я не хотела тебя обидеть… – Ладонь ее скользнула вниз по спине и удивленно замерла, наткнувшись там на что-то широкое и жесткое, кольцом охватившее талию травника. – Ой. Что там у тебя?

– Там? Меч, – с явной неохотой ответил тот.

«Зачем я ей все это говорю?»– мелькнула мысль.