Осенний квартет

— Да, да, конечно! Консервы — это очень хорошо, особенно если вы не можете выйти из дому или вам не хочется пройтись по магазинам. — Какой смысл навещать таких, как Марсия, если они не желают слушать ваших указаний и советов? Дженис начинала понимать, что вмешиваться в жизнь этой женщины не следует, нужно только приглядывать за ней. И лучше не поднимать вопроса, надо или не надо заниматься домашними делами. Ведь некоторые вообще не любят этим заниматься.

— Ну, так будьте здоровы. Я еще загляну к вам.

Когда она удалилась, Марсия перенесла хозяйственную корзинку на кухню и выгрузила свои покупки. Раз в неделю она покупала несколько консервных банок и теперь не спеша занялась расстановкой их в шкафу. На то, чтобы распределять и сортировать их, уходило много времени; банки можно было расставлять либо по размеру, либо по содержимому — мясо, рыба, фрукты, овощи. В последнюю категорию входили такие не поддающиеся классификации продукты, как томатное пюре, мясной фарш в виноградных листьях (это было куплено по наитию) и манный пудинг. Тут требовался немалый труд, и Марсия занималась этим с удовольствием.

Погода в тот день была хорошая, и она вышла в сад и по густой некошеной траве дошла до сарайчика, где у нее хранились бутылки из-под молока. Бутылки надо было проверять время от времени, а кое-когда даже сметать с них пыль. Случалось, что одну из этих бутылок она возвращала молочнику, однако всегда следила, чтобы запас их не очень уменьшался, потому что в случае какого-нибудь кризиса в масштабе всей страны, а это теперь часто случается, или вдруг война, тогда вполне может быть нехватка молочных бутылок, и мы опять окажемся в таком же положении, как в прошлую войну, когда нам говорили: «Нет бутылки, нет и молока». Приводя в порядок свою коллекцию, Марсия вдруг возмутилась, обнаружив среди посуды «Компании по продаже молочных продуктов» одну постороннюю бутылку — на ней стояло «Окружное молочное хозяйство». Эта откуда взялась? Раньше такие ей не попадались, и молочник, конечно, ее не возьмет — молочники принимают только свои. Она вертела бутылку в руках и, нахмурившись, старалась вспомнить, откуда такая могла попасть к ней. И вдруг ее осенило! Как-то раз Летти угостила ее молоком в конторе. Она ездила к этой своей приятельнице за город, привезла оттуда пинту молока, сама выпила немного, а остальное предложила Марсии. Вот, значит, как это сюда попало. Марсия рассердилась на Летти за то, что та подсунула ей чужую бутылку. Пусть теперь забирает ее обратно.

Увидев, как Марсия выходит из сарайчика с молочной бутылкой в руках, Найджел, молодой человек из соседнего подъезда, вспомнил наставления своей жены Присциллы и решил воспользоваться подходящим случаем, чтобы проявить дружеские, добрососедские чувства к этой женщине.

— Мисс Айвори, хотите, я скошу вам траву? — спросил он, подойдя к изгороди. — Косилка у меня наготове. Хотя, откровенно говоря, такую высокую траву лучше бы косой.

— Нет, благодарю вас, — вежливо ответила Марсия, — мне больше нравится так, как есть, — и ушла в дом. Она все еще сердилась на Летти за молочную бутылку. Конечно, о том, чтобы предложить ей комнату в своем доме, не может быть и речи. Не такой это человек, с которым можно жить под одной крышей.

В тот вечер, притаившись у себя наверху, Летти вслушивалась в то, что творилось за стенами ее комнаты. Эти распевы песнопений и ликующие возгласы говорили не о шумном сборище гостей, ибо ее новый домохозяин, мистер Олатунде, был священнослужителем какой-то секты. «Аладура», — пробормотала мисс Эмбри, но это название ничего не объясняло, кроме непрестанной вереницы посетителей и громких песнопений. Теперь Летти и впрямь почувствовала себя как утопающий — так зримо разворачивалось перед ней ее прошлое, особенно те события, которые привели к теперешнему ее положению. Почему она, англичанка, родившаяся в 1914 году в Молверне, в почтенной английской семье, сидит одна в этой комнате в Лондоне, куда доносятся восторженные клики и песнопения нигерийцев? Наверно, потому, что она не вышла замуж. Не нашлось мужчины, который взял бы ее в жены и заточил в каком-нибудь уютном городке, где песнопения поют только по воскресеньям и не сопровождают их ликующими кликами. Почему это не сбылось? Потому, что она считала любовь непременным условием замужества? Теперь, оглянувшись на последние сорок лет своей жизни, она была не так уж уверена, что не ошиблась. Сколько лет потрачено впустую в надежде на любовь! Она задумалась об этом, потом внизу все смолкло, и, воспользовавшись затишьем, Летти собралась с духом, сошла вниз по лестнице и постучалась — как ей показалось, слишком робко — в дверь к мистеру Олатунде.

— Вы не могли бы чуть потише? — спросила она. — Может быть, люди спят…

— Но христианская вера велит бодрствовать, — сказал мистер Олатунде.

Как на это ответить, неизвестно. Летти не нашлась, что сказать ему, и мистер Олатунде продолжал улыбаясь:

— Вы христианская леди?