Осенний квартет

Дом мистера Стронга, как и соседние дома, был весьма внушительного вида — именно такой, какого и заслуживал мистер Стронг. В палисаднике перед ним — кустарник. Марсия представила себе, что в мае тут расцветает ракитник и сирень, но теперь, в начале августа, любоваться в этом садике было нечем. Может быть, позади есть розы, сад за домом, кажется, большой, но ей были видны только качели на высоком раскидистом дереве. Мистер Стронг, конечно, человек семейный, у него есть дети, и теперь все они, наверно, уехали на море. Дом казался совершенно пустым, значит, можно постоять здесь, разглядывая его; отсюда видно, что занавеси с рисунком Уильяма Морриса предусмотрительно задернуты. Занавески не тюлевые, промелькнуло у нее в уме, да тюлевые и не подходят мистеру Стронгу. Мысли у Марсии были неотчетливые, с нее хватало того, что здесь можно постоять. Потом она с полчаса прождала автобуса, не замечая задержки, наконец добралась до дому, вскипятила себе чашку чая и сварила яйцо. Молодой врач в больнице посоветовал ей больше есть, и она была уверена, что мистер Стронг согласился бы с ним.

На следующий день Марсия вернулась на работу, но в ответ на вопросы, как она провела отпуск, отвечала уклончиво, говорила только, что погода была хорошая и что смена обстановки пошла ей на пользу, словом, отделывалась общими в таких случаях словами.

В первый день отпуска Нормана сияло ослепительное солнце, и в такой день было бы хорошо съездить за город или на море или погулять рука об руку с любимой в Кью-Гарденз.

Ни о чем таком Норман и не подумал, проснувшись утром и вспомнив, что сегодня ему не надо идти на работу. Так как времени у него было достаточно, он решил приготовить себе настоящий завтрак — яичницу с беконом и со всеми причиндалами, куда у него входили помидоры и гренки, — завтрак повкуснее ежедневной тарелки корнфлекса или пшеничных хлопьев. И завтракать он будет в пижаме и в халате, точно герой какой-нибудь пьесы Ноэла Кауарда. Поглядели бы они на меня сейчас! — подумал он, вспомнив Эдвина, Летти и Марсию.

Халат у него был искусственного шелка, пестрый, с геометрическими разводами цвета бордо и «старого золота». Норман купил его на распродаже, решив, что такой будет ему к лицу и чем-то — неизвестно чем — «поможет». Он готов был биться об заклад, что у Эдвина ничего подобного нет, наверно, какая-нибудь клетчатая шерстяная хламида, сохранившаяся еще со школьных времен. У Летти, конечно, что-нибудь нарядное, с отделкой и прочими финтифлюшками, как у тех дам, которых он видел, когда навещал в больнице Кена, но о халате Марсии размышлять ему не захотелось. Как ни странно, он поймал себя на том, что избегает думать о ней, и сразу переключил мысли на другое. Во всяком случае, громкий окрик хозяйки — что-то там у вас пригорело! — тут же вернул его на землю.

Большую часть своего отпуска Норман провел за такими же пустяковыми, бессмысленными делами. По правде говоря, он не знал, чем занять себя, когда нет работы. Вся последняя неделя ушла у него на то, чтобы ходить к зубному врачу, прилаживать новый протез и привыкать есть в нем. Зубной врач был йоркширец, пожалуй, слишком веселый на взгляд Нормана, и, хотя работал он от Государственного Здравоохранения, Норману пришлось выложить ему немалую сумму денег за такое количество неприятностей. Покорнейше вас благодарю! — с раздражением думал он, и, когда наконец уверился, что может позволить себе нечто более существенное, чем суп и макароны с тертым сыром, вернулся на работу. В запасе у него осталось еще несколько отпускных дней. «Как знать, могут пригодиться!» — сказал он, но сам чувствовал, что эти дополнительные дни никогда ему не понадобятся и ворохом сухих листьев будут скапливаться осенью на тротуаре.

6

Летти не так уж удивило письмо Марджори, сообщавшей, что она выходит замуж за Дэвида Лиделла. Вот, оказывается, сколько всего может произойти за такой короткий срок, особенно когда живешь в небольшом поселке, хотя чем это объясняется, Летти не знала.

«Нам с Дэвидом стало ясно, что мы с ним, люди такие одинокие, можем много дать друг другу!» — писала Марджори.

Летти не приходило в голову, почему ее подруга вдруг может стать такой одинокой. Жизнь овдовевшей Марджори, поселившейся за городом, всегда казалась ей завидной и полной таких обыденных, но захватывающих событий.