Осенние рассказы

Надо сказать, что таких шкафчиков я в Америке не видел, Италия, слоновая кость и что-то еще крутое. Я привык к советским шкафчикам 60–х годов прошлого века, небрежно выкрашенным масляной краской. Они присутствуют в большинстве местных съемных квартир, построенных во времена моего детства.

Серега поседел, циничен, ругает нынешние порядки, казнокрадство и беспредел. Он подарил мне бутылку хорошего Дагестанского коньяка, а я ему — бутылку красного калифорнийского вина.

У Сереги очень хорошие, уже совсем взрослые дети, так что жил он не зря.

11.

Перед отлетом из Москвы я рылся в старом книжном шкафу, когда-то сколоченном из списанных детсадовских ящичков—раздевалок. В этот шкаф, похоже, никто не залезал уже пару десятилетий, из него пахло старой бумагой и затхлостью. Рядом со старыми школьными учебниками я обнаружил ту самую книгу в суперобложке, которую когда-то дала нам Вера Семеновна для написания школьного реферата. Про эту книжку в начавшейся тогда горячечной суматохе все забыли.

Я улыбнулся и положил томик в чемодан. В голове мелькнула мысль, что вряд ли меня остановят на границе Америки за коммунистическую пропаганду.

Рядом со мной в самолете сидела молодая девушка новой отечественной формации, менеджер чего-то Российского коммерческого. Она летела в гости к знакомому американскому бойфренду — посмотреть на красоты Калифорнии и поиграть на автоматах в Лас Вегасе.

Через пару часов полета мне стало скучно, я достал книжку из сумки и начал перелистывать страницы. Бумага была замечательного качества, мелованная, за прошедшие десятилетия с ней ничего не случилась. Блуждающая улыбка на моем лице вызвала у девушки интерес.

— Интересная книжка? — спросила она.

— Безумно. — Вы в детстве учили стихотворение: «Я помню город Петроград в семнадцатом году. Бежит матрос, бежит солдат, стреляет на ходу?»

— Чего? — Девочка мне только что рассказывала про ресторан «Петрович», ломтики селедки, винегрет и черный хлеб.

— Читайте, завидуйте. — Я продемонстрировал ей обложку с бегущими солдатиками и матросами.

— «Рабочее движение в России и Ленинская теория революции»— лицо у моей попутчицы вытянулось, думаю, она решила, что с головой у меня не все в порядке.

— Дело в том, что в юности мы с другом был убежденными марксистами, — вдохновенно сообщил я. — Нас даже называли Маркс и Энгельс. Но вы не волнуйтесь, марксистов из нас не получилось. Иначе бы мы сейчас не летели в Америку.

Картошка

— Товарищи студенты, — страшная Клавдия стояла в центре аудитории, широко расставив свои кривые ноги и сверкая недобрыми орлиными глазами. — Занятия отменяются, наше, — она сделала прочувствунную паузу, — Государство. — Клавдия произнесла это слово с придыханием, словно молитву… — Народ! — патетически воскликнула она, — терпит лишения, чтобы вы, пока еще ничего для страны не сделавшие, — голос ее наполнился едкой презрительностью, — могли получить образование.

— Представьте себе, — голос заместителя декана стал возвышенным, — у домны стоит труженик, от страшного жара опаляется его кожа, течет расплавленный металл, а он думает: «Ничего, придет новое поколение строителей коммунизма, они, молодые орлы, пока что сидят за партами, изучая законы электрических цепей, но придет время, они расправят крылья и выклюют глаза врагам коммунизма во всем мире!»

Произнеся этот бред, Клавдия застыла в наркотическом трансе и в аудитории наступило длительное молчание.

— А мы и сейчас крылья расправим, — раздался чей-то издевательский голос, — только пивка попьем и расправим! — Зал грохнул хохотом.

— Нечего смеяться, — Клавдия вышла из транса. — Короче, хочу Вам сообщить, что наше подведомственное институту колхозное хозяйство не справляется с уборкой рекордного урожая. Народное достояние гниет на корню, заставляя злопыхателей с Запада предсказывать скорый конец Советского государства. Но этого не будет! Наши, советские студенты, оправдают доверие партии и волю народа и помогут труженикам села собрать с полей урожай нынешнего года, решающего года пятилетки.

— А когда едем-то? — нерешительно пробасил кто-то.

— Послезавтра в 8 утра придут автобусы, — Клавдия приободрилась. — И не вздумайте отлынивать, за неявку будем сразу исключать из Института, если, конечно, не будет справки, заверенной подписью врача.

— Ура!!! — громыхнуло в аудитории с такой силой, что Клавдия испуганно закрыла уши руками. Она растерялась. С одной стороны, она должна была приветствовать этот патриотический порыв молодого поколения, с другой стороны, кто, как не она, безжалостно ставила прогулы, не обнаружив студентов на лекциях.

— Программу следующего месяца пройдете ударно! — замешавшись крикнула она. — И, чтобы лекции не прогуливать, родина смотрит на вас! — Клавдия поспешно убралась со сцены.

На следующее утро около института рычала моторами вереница старых, разбитых автобусов марки «ПАЗ», напомнивших мне школьную уборку свеклы.