Осажденная крепость

Пока семья жила в провинции, в просторном доме, у Ачоу была нянька, и он не слишком мешал взрослым. Но в Шанхай няньку везти было, естественно, нельзя. Потом выяснилось, что у матери Асюна нет молока. По неписаному закону в патриархальных семьях кормилицу для внука нанимают дедушка с бабушкой. В Шанхае же приходилось экономить на каждой мелочи, и дед не мог позволить себе содержать кормилицу. Однако в разговоре со снохой он ни словом не упомянул о материальной стороне дела, а упирал на то, что здесь, в городе, женщины из простонародья нечистоплотны, живут и с шоферами и с рикшами, болеют нехорошими болезнями. Они часто отпрашиваются на ночь, проводят ее невесть с кем, и это не может не сказаться на их молоке. Не дай бог что случится с ребенком — потом всю жизнь каяться придется. В молодости Фан Дуньчжай наряду с конфуцианской премудростью интересовался и новыми веяниями. Он даже купил учебник английского языка и пособие для переводов, но дальше «Do you understand English?» не пошел. Со стороны, однако, можно было подумать, что именно знание английского позволяло ему цитировать на память то место из «Анатомии меланхолии», где говорится о пороках кормилиц в Англии — столь похожими были его рассуждения.

Поняв, что свекор хочет заставить ее самое ухаживать за сыном, сноха расстроилась, лишилась аппетита, ослабела, у нее стал пухнуть живот. Пришлось звать врача, а ребенка передать на попечение бабушки. Прошло много времени, пока врач установил, что она вовсе не больна, а находится на пятом месяце беременности. Жена Пэнту, сама ходившая на седьмом месяце, заявила мужу с недоброй усмешкой:

— Я давно уже догадалась, в чем дело! Своими хитростями она может провести только твою недалекую матушку. Чего только не выдумает — и вздутие живота у нее, и засорение кишечника. Тьфу!

Что говорить, в больших семьях снохам зачастую приходится есть поменьше, чтобы в животе осталось место для проглоченных обид, и только на время беременности ситуация меняется. Вот и сейчас жены обоих братьев вовсю пользовались своим положением, так что свекровь не успевала поворачиваться. Обе служанки в доме тоже зря не моргали — потребовали увеличения платы.

За время, что снохи недомогали, господин Фан приобрел вкус к занятиям домашней медициной, благо знакомых у него в Шанхае было мало, а досуга — предостаточно. Правда, неподалеку жил один земляк, незадачливый лекарь. В свободное от человекоубийства время он приходил иногда побеседовать со стариком Фаном, почитая это за честь для себя. Его отец и дед тоже были врачами, и если их пациенты в том городке, где они практиковали, не перемерли, то только благодаря редкой выносливости их организмов. Отцу земляка-лекаря принадлежала знаменитая сентенция: «Не верьте иностранцам насчет бактерий. Едим же мы рыбью икру, мелких рачков, и ничего. А бактерии еще меньше, чего же их бояться?»

Сын его до такой степени чувствовал себя европейцем, что носил с собой градусник; впрочем, пользы он имел от него не больше, чем глухой от собственных ушей. Он полагал, например, что чем дольше больной держит во рту градусник, тем выше поднимается ртутный столбик. И если температура была повышенной, а пульс и дыхание оставались нормальными, он просто-напросто объявлял, что пациент передержал градусник. С помощью Фан лекарь надеялся расширить свою клиентуру, но для этого надо было втереться ему в доверие. Сделать это оказалось не трудно — господин Фан был охоч до лести, как пьяница до бутылки. Расхваливая медицинские познания Фана, новоявленный приятель помог ему приготовить несколько лекарств для младшей снохи. Та не почувствовала облегчения и настояла на приглашении врача — специалиста по западной медицине. И когда Фан узнал, что специалист этот не нашел у снохи болезни, он обиделся не только за себя, но и за всю китайскую медицину; но поскольку тот же доктор принес радостную весть о новой беременности, обиду и желание отомстить пришлось затаить в душе. Пока же он занимался тем, что вписывал в трактат по фармакологии необычные рецепты из «Цветов в зеркале»[99].