Осажденная крепость

Хунцзянь решил сдать сегодня все дела, чтобы завтра можно было не являться в контору. Он позвонил Жоуцзя и сказал, что задерживается, пусть она не ждет его. По голосу жены он понял, что та недовольна, но, поскольку тесть был неподалеку, вдаваться в объяснения не стал.

Хунцзянь приехал в родительский дом около семи. Уже по дороге он выругал себя за то, что не заехал за Жоуцзя — очень могло статься, что она не захотела идти одна. Едва он вошел, начались расспросы, почему он без жены. Мать с каменным лицом бросила:

— Твоей барыне надо было слать письменное приглашение? Просто так она не снисходит?

Не успел Хунцзянь раскрыть рот, как вошла Жоуцзя. Младшие невестки устремились навстречу со словами: «Вот уж редкая гостья!» Свекровь улыбнулась через силу, как будто улыбка доставляла ей боль.

Жоуцзя стала говорить о своей занятости. Младшая невестка поддержала ее — ходить на службу, конечно, тяжелее, чем хлопотать по дому. А средняя сказала:

— Наши мужья тоже служат, но вечерами сидят дома и отдыхают. А сестрица и служит, и домом занимается — где ей взять время ходить к нам!

Понимая, что здесь все говорится неспроста, и не желая лишний раз расстраиваться, Хунцзянь поднялся наверх к отцу. Через минуту туда пришла и Жоуцзя. Справившись о здоровье Дунь-вэна и произнеся несколько незначительных фраз, она повернулась к мужу и с обидой в голосе сказала:

— Теперь я знаю, почему ты не заехал за мной. Как ты мог уволиться из редакции, не посоветовавшись со мной? А если уж ты считаешь меня совсем бестолковой, надо было приехать сюда, переговорить с отцом.

Дунь-вэн издал возглас удивления — он, естественно, еще не знал об отставке сына. Тот смущенно проговорил:

— Я как раз хотел сообщить папе… А ты откуда узнала?

— Отец позвонил! И еще рассказал, как ты его обманул. Он же не ушел с работы, а тебе куда было торопиться? Подождал бы, посмотрел, как пойдет дело…

Хунцзянь принялся излагать свои мотивы. Дунь-вэн тоже подумал, что сын поступил опрометчиво, но не хотел порочить его перед женой, да и исправить уже ничего нельзя.

— Коли так, ты решил правильно, — сказал отец. — Мы не должны поступаться любовью к родине ради грошовой выгоды. Именно поэтому я покинул свой дом, стал беженцем. Я был не очень доволен, когда ты устроился в редакции. По-моему, работать там еще хуже, чем преподавать. Приходи завтра утром, посоветуемся, я подскажу тебе, где надо искать выход.

Жоуцзя сидела молча с вытянутым лицом — сейчас она походила на красивую ослицу. Госпожа Фан все уговаривала сына есть побольше:

— Ты совсем исхудал, в лице ни кровинки! Чем тебя кормят дома? Жоуцзя занята на службе, ей некогда следить за тобой, так приходил бы поесть к нам! Всю жизнь ел мою стряпню и ничего — не отравился.

Она бросила взгляд на Жоуцзя: та ничего не ела и сидела, опустив голову, явно стараясь сдержать себя. Свекровь поняла, что пора перестать играть с огнем, но все же была довольна уже тем, что невестка не посмела спорить с ней.

На обратном пути Хунцзянь несколько раз извинялся за мать. Но Жоуцзя ответила:

— Ты позволил ей говорить все, что вздумается, и ни разу не заступился за меня. Что ж, запомню.

Дома она сразу же потребовала грелку. Нянька забеспокоилась, решив, что Жоуцзя съела что-нибудь плохое. Но та сказала, что не проглотила ничего, кроме обид. Хунцзянь не решился упрекнуть няньку, что лезет не в свои дела, и Жоуцзя в тот вечер больше с ним не разговаривала. Молчание царило и на следующее утро. За завтраком нянька спросила хозяина, что ему приготовить на обед. Он сказал, что вряд ли будет обедать — у него есть дело в родительском доме.

— Няня, теперь у тебя хлопот поубавится. Хозяин больше не станет есть дома, мамаша внушила ему, что ты травишь его!

— Ну, зачем ты с ней об этом!

Жоуцзя топнула каблуком:

— С кем хочу, с тем и говорю! Пусть няня будет свидетелем: хочешь бей, хочешь режь, но впредь ноги моей у вас в доме не будет! Вы люди благочестивые, так вот знай: если после моей смерти задумаете устроить жертвоприношение, мой дух на него не явится.

Слезы выступили на ее глазах. У Фана кольнуло сердце, он встал, чтобы приласкать жену, но она оттолкнула его:

— Я не кончила! Отныне мы будем жить сами по себе, как речная вода и колодезная. Можешь мне о своих делах не рассказывать. Ведь мы, Суни, готовы стать предателями, а у вас даже собаки большие патриоты.

Она направилась к выходу. Спускаясь по лестнице, она запела английскую песенку, чтобы продемонстрировать свое хорошее настроение.

Расстроенный, Хунцзянь не пошел к своим. Отец сам позвонил ему и долго рассуждал на разные темы, но ничего толкового так и не сказал. Фан еще больше рассердился и выбежал на улицу. Сначала он зашел к управляющему транспортной конторой, чтобы справиться о цене билета, но не застал его. Не оказалось на месте и редактора Вана. В это время начался час пик, он не смог сесть в трамвай и потащился домой пешком, думая по дороге, чем бы порадовать жену и заставить ее забыть про обиду. Недалеко от дома его обогнала машина Лу; он почувствовал себя так, словно в горле у него застряла кость.