Осада (СИ)

Улица полнилась спешащими на север, к центру нового Вавилона, Увидев в окнах толпы беженцев, Настя подозвала его, некоторое время они молча смотрели, на этот раз каждый думал о своем, наконец, Борис решил спуститься. Останавливал всех подряд, спрашивал, откуда идут и почему так поспешно, ведь уже утро. Картина получалась мутная, разрозненная, кто-то говорил о вторгшихся ордах зомби, кто-то об отступлении войск на позиции вокруг Садового, кто-то о прибывших из ближайшего Подмосковья бандах; если сложить все это воедино, получалось что-то страшное. Зомби сминали палаточные городки, многажды увеличивая общую численность, бандиты, прибывшие с вольных хлебов, грабили, насиловали и будучи под кайфом, стреляли во всех подряд, армейцы активно примыкали ко вторгшимся. Бронетехника осталась на постах, ее только сожгли и разграбили, извлекши самое ценное – солярку. Москву неделю охватил топливный кризис, автомобили почти не ездили, разве что правительственных шишек и членов их семей, смешно, но они еще пытались мигать и крякать на переходившие пустынные улицы толпы. Или не разбирая дороги, сминали их, мчась к безопасности, в наглухо перекрытое Садовое. С первого октября бензин пропал вовсе, не осталось даже дизеля, именно в эту ночь подмосковные орды прорвали оборону столицы. Судя по количеству бежавших к заветным редутам Садового кольца в тщетной надежде спастись, назад пути не предвиделось. Если вчера еще по сарафанному радио проходила информация, что Третье кольцо удержат, то сегодня, по слухам, всех ментов как ветром сдуло уже и оттуда. Странно, что Борис услышал все это только сегодня, вчера он тоже встречался по дороге домой с беженцами, но ни ужаса в глазах, ни параноидального оглядывания поминутно через плечо не видел. Да, про Третье кольцо как про рубеж обороны говорилось давно, там действительно работали усиленные отряды внутренних войск и ОМОНа, но ни блокпостов, как первоначально планировалось, ни бронетехники Борис так и не приметил.

Последний вопрос Лисицына: как далеко отсюда зомби? – попросту проигнорировали, кто-то посмеялся над ним, кто-то покачал головой. Кто-то крикнул: «да он же местный!», толпа расхохоталась, довольная шуткой, не столько шуткой, сколько возможностью хоть ненадолго разрядить гнетущую обстановку медленного бегства в никуда, последней, изначально бесплодной попытки спасения. Он стоял, глядя на проходящих, и не видя их лиц, а они смеялись, натужно, измученно, но все равно продолжали смеяться. Наконец, он ушел, измученный увиденным и услышанным, в подъезде столкнувшись с Настей. Не могши не ответить, рассказал обо всем, вновь потрясаемый своими же фразами. И наступившей вослед  тишиной. Наконец, они обнялись, Настя прижалась к нему, так что дыхание перехватило:

– Это как в Бутове, – прошептала она, заплакав, – Один в один, как в Бутове. Ничего не меняется, как ни старайся. Никуда не убежишь, уж вроде бы бежала, бежала, а теперь…. Снова бежать, значит… куда? Скажи, милый, скажи, что теперь?

Он молчал. В голове зрели и рушились планы, один за одним. Неожиданно захотелось спросить Микешина, что делать, почему-то вспомнился спасатель, пришедший на помощь и предложивший обратиться к священнику. Точно сейчас настало то же такое время.

– Ты куда сейчас собралась? – все же разрушил он завесу молчания. Настя поначалу не смела признаться, что к подружкам на Ленинский, но утаить не решилась, памятуя о приближающихся мертвых. Рассказала о своей просьбе к Свете и Жанне, об их согласии. Попросила Бориса согласиться на переезд.

– Пожалуй, уже поздно, – медленно ответил он. – Народ ломит к Садовому, больше укрыться негде.

– Но в квартиру-то они не зайдут.

– Ты сама им откроешь. Рано или поздно. А они будут ждать, сколь угодно долго, – помертвев, она кивнула. Почему-то только сейчас поняв, что им предстоит. Она снова вцепилась в Лисицына, ища в нем единственную надежду и опору. А он все молчал, не глядя на нее. Наконец, встряхнулся.

– Нам придется уйти. Звони своим клиенткам, чтоб тоже собирались. Чем больше компания, тем больше вероятность прохода через кордон. Чистая статистика, – произнес он и замолчал.

Кондрат только молча кивнул, услышав рассказ Бориса. Покусал губы и огляделся по сторонам, прикидывая, что можно взять в этот последний путь. Прошедший месяц с ним не было много вещей, потому он искал только то, что может понадобиться в ближайшие дни. Спросил только, когда лучше выходить, Лисицын и сам не знал этого. Наверное, лучше пообедать, неловко заметил он, не идти на пустой желудок. Да и зомби, непонятно, с какой скоростью они движутся, куда, как, нет, конечно, нам придется уйти, еще до вечера, надо вещей побольше взять теплых, ночи стали холодными.

– Ты полагаешь, эту ночь нам придется провести на улице? – спросил Кондрат. Он кивнул, невольно поежившись, с ним это случится первый раз, а вот его попутчикам, его любимой, он теперь и в мыслях называл Настю так, не привыкать. – Можно, я возьму что-то из одежды Леонида, у меня с собой только то, что на мне.