Осада

В открывшемся проеме двери тускло светился привернутый фитилек «летучей мыши», которую держала над головой пожилая женщина в офицерском бушлате.

— Я видела, как ты подъехал, — сказала она, — проходи скорей, не студи квартиру.

Женщина отвела руку с лампой чуть в сторону, чтобы осветить стоявшего за Сергуненкой Теплова.

— Журналист, — пояснил Сергуненко, — из Ленинграда.

Хозяйка провела гостей на кухню, сказав, что там — единственное теплое место. На кухне действительно было тепло от маленькой буржуйки. Нина Александровна перехватила взгляд Теплова и пояснила:

— Спасибо ребятам, смастерили чудесную печку.

Говоря это, она по-матерински смотрела на капитана. Тот неожиданно смутился и начал с преувеличенной деловитостью развязывать вещмешок. Оттуда он извлек несколько банок тушенки, сгущенного молока и целую охапку брикетов горохового концентрата. Нина Александровна охала и благодарила отдельно за каждую банку.

— Раздевайтесь, — сказала она, когда содержимое сергуненковского вещмешка было убрано в шкаф, — буду кормить вас.

Сергуненко взмолился:

— Мы с Василием целую ночь только и делаем, что едим, невмоготу уже. Вы бы нам своего компотика.

Хозяйка заулыбалась, а Сергуненко по-мальчишески шмыгнул носом. Он с видимым облегчением снял бронежилет и бушлат, скинул шапку, повалился на стул и вытянул ноги. В лице его, в позе, в которой он сидел теперь у стола, и во всех движениях чувствовалась такая расслабленность, какая бывает лишь у человека, возвратившегося после тяжелого и долгого пути домой. Капитан прикрыл глаза, и было видно, что он наслаждается этой минутой. Нина Александровна принесла из комнаты трехлитровую банку компота, налила две большие чашки и протянула одну Теплову.

— Попробуйте моего.

Сергуненко уже пил, жадно, большими глотками. Потом стал пальцами доставать из чашки вареные фрукты и набивать ими рот. Нина Александровна сидела напротив, положив локти на стол, и умильно глядела на жующих мужчин, по возрасту годившихся ей в сыновья.

— Говорят, еще гвардейцев пригнали? — спросила Нина Александровна. — Неужели они снова в город войдут? Не приведи Господь!

Теплов заинтересовался не на шутку. Нина Александровна махнула рукой:

— И не спрашивайте, натерпелись мы в мае. Подошла их целая колонна к городу. Комендант приказал пропустить.

Сергуненко вставил:

— Он теперь объявлен врагом осетинского народа.

— Ну и глупо, — сказала Нина Александровна, — что ему оставалось делать, если из Москвы приказали? Разместились они в нашем театре. Если б вы только видели этих гвардейцев. Одеты кто во что. Кто в милицейской форме, кто в камуфляжной. Однажды я домой возвращалась, уже в подъезд вошла, как меня вдруг окликают. Гляжу — стоят двое. Один молодой, в милицейском кителе, на правом плече — капитанский погон, на левом — старшего лейтенанта. А другой уже в годах, седой весь, а сам одет в форму курсанта школы милиции. «Не дадите ли вы нам хлеба?» — спрашивает который постарше, и глаза у него при этом как у бездомной собаки. Короче говоря, я их привела обедать.

— Вот это зря, зря! — не удержался Сергуненко.

— Наверное, неосторожно, — согласилась Нина Александровна, — да только жалко мне их стало. Поели и ушли, благодарили долго. Я их немножко порасспрашивала: кто они, откуда. Видно же, что не военные. Оказалось, никто из них и не думал идти воевать. Гамсахурдиа объявил набор в отряды национальной гвардии для отправки в Осетию. Добровольцев не нашлось. Тогда стали забирать прямо на улице, грузин отпускали, а тех, кто другой национальности, переодевали, совали в руки оружие и — сюда. Тот, что с курсантскими погонами, азербайджанец, сам коренной тбилисец, на заводе Димитрова работал. А второй — армянин с Авлабара.

Сергуненко вздохнул:

— Когда их вышибли отсюда, в театре весь пол был усеян шприцами. Сплошная наркота.

Нина Александровна подтвердила:

— Театр за месяц в хлев превратили. Но это были еще цветочки.

— Да, цветочки, — сказал Сергуненко и качнул головой, — а яблочки потом, когда сваны пришли. Ох и натворили дел… Я раньше не думал, что сваны такие жестокие. У них в Сванетии перенаселение, видишь ли. Гамсахурдиа пообещал им земли в Южной Осетии, вот они и старались. Тогда-то и началась бойня. Мы уже здесь были, так что хлебнули. Сваны вояки хорошие, ничего не скажу, но осетины не хуже. А лучше всех дерутся чеченцы.

Этот переход к чеченцам был настолько неожиданным, что Теплов опешил:

— При чем здесь чеченцы?

Сергуненко смотрел ему прямо в глаза и сказал чрезвычайно серьезно:

— При том, что если только в Чечне начнется, Цхинвали санаторием покажется. Так что передай там вашим — пусть десять раз подумают, хорошенько подумают. Не то я слыхал — чеченцам оружие пошло. Глядите, ребята, доиграетесь.

Теплов хотел сказать, что его не за того здесь принимают. Но почему-то сказал совершенно другое — тихо буркнул, потупив глаза:

— Хорошо, передам.