Взрослые поощряли их дружбу. Их совсем не радовало, что Эш все время молчит, да и в остальном производи! совсем не то впечатление, какое, по их мнению, должен был бы производить будущий медиатор, — впечатление удручающе-нормальной смышлености. Эш был прилежным, но не любопытным. Специально для него взрослые оборудовали несколько классов. На уроках он сидел, глядя в потолок, в пределах нормы воспринимал информацию, но, казалось, все это нисколько его не трогало. Галактика состоит из звезд, а камни — из атомов, но, похоже, для него одно от другого ничем не отличалось, и он не удивился бы, если ему сказали, что все наоборот. «Общался» ли он с гипотетиками, или они с ним, — никто не мог сказать наверняка. Он упорно отказывался говорить на эти темы.
Больше всего он оживал, оставаясь наедине со Сьюлин.
Несколько раз в неделю им разрешалось уйти со станции и погулять в пустыне. За ними, разумеется, наблюдали — неподалеку всегда был кто-нибудь из взрослых, — но по сравнению с замкнутым пространством станции это казалось настоящей свободой. В Бар Ки было сухо, как в пустыне, но после скудных весенних дождей среди камней иногда образовывались лужи, и Сьюлин приводили в восторг крошечные существа, снующие в этих быстро исчезающих озерцах. Это были маленькие рыбки, которые одевались в панцирь и впадали в спячку, как только вода высыхала, возвращаясь к жизни, словно семена, только в сезон дождей. Ей нравилось набирать в ладони воду, кишащую жизнью существ, а Эш с изумлением смотрел на то, как мальки, трепыхаясь, проскальзывают между ее пальцев.
Эш никогда ни о чем не спрашивал, но она делала вид, будто он спрашивает. Для всех остальных на станции она была ученицей, все требовали от нее внимания, и только для Эша она была учительницей, а он для нее — молчаливо внимающей аудиторией. Она часто объясняла ему то, что сама узнала всего только день или час назад.
«Люди не всегда жили на Марсе, — говорила она ему, когда они бродили среди горячих и пыльных скал. — Много столетий назад их предки прибыли с Земли — планеты, которая ближе к Солнцу. Землю с Марса увидеть нельзя, потому что гипотетики окружили ее светонепроницаемой оболочкой, — но мы-то знаем, что она на месте, и у нее есть Луна — спутник, вращающийся вокруг нее».
О гипотетиках (которых марсиане называли «аб-ашкен» — словом, образованным из корней слов «могучий» и «далекий») она вначале упоминала с осторожностью,
«Они живут в межзвездном пространстве, так далеко от нас, что невозможно и представить, — рассказывала она. Эш, естественно, в ответ молчал. — Это не столько организмы, сколько сложные механизмы, но они способны расти и размножаться. Мы не можем найти никакого разумного объяснения их действиям. Миллионы лет назад, они заключили Землю в пузырь, внутри которого время течет несравненно медленнее, но никто не знает зачем. Никто и никогда не вступал с ними в контакт, разве что, может быть, ты. Никто никогда их не видел. Но иногда с неба падают их останки, и из-за этого случаются всякие странные вещи…»
«Иногда»?.. На общину доктора Двали эта новость про извела ошеломляющее впечатление.
Двали откашлялся и сказал:
— В Марсианских Архивах нет ни слова о подобных событиях.
— Нет, — согласилась Сьюлин. — И во время экспедиции на Землю мы тоже об этом не упоминали. Даже для Марса это событие нечастое, оно случается раз в двести-триста лет.
— Случается — что? — спросила миссис Рэбка. — Простите, я что-то не пойму.
— Гипотетики, миссис Рэбка, это подобие экосистемы. Они созревают, цветут и умирают. Без всякой цели, просто чтобы этот цикл повторялся снова и снова.
— Вы хотите сказать, — переспросил доктор Двали, —
— Не вижу тут особенной разницы. У нас нет никаких доказательств, что эти самовоспроизводящиеся машины управляются чем-то помимо сетевых алгоритмов и случайностей эволюции. Их останки блуждают по Солнечной системе, и время от времени весь этот мусор притягивается гравитационным полем одной из планет.
— Почему они никогда не падали на Землю?