Ось земли

Уваров пытался спорить, как мог, приводя примеры из газет о сопротивлении классового врага. Но все его доводы рушились на простом примере со священником. Отец Петр не был виноват ни в каком нарушении закона. Разговоры с ним приводили следователя в растерянность. Его предыдущие подследственные также были чаще всего невиновны. Но они боролись за себя, и страх гибели зачастую заставлял их лгать, изворачиваться, унижаться. Уваров был холоден к таким людям. Они не выдерживали испытания чистилищем. Но священник оказался выше этого ада. В одном из разговоров с ним следователю некстати вспомнилась строка из молитвы, которую часто читала его мать: «В ад сшедший и поправший силу дьяволю…» Это о Христе. И отец Петр, уподобляясь Богу, сходит в ад, спокойный и уверенный в своей высоте. Для него не существует страха пыток и казни. Он выше этих адских орудий, потому что верой своею попирает дьявола. Он существует с Богом и поэтому непобедим. Уварова брала жуть от этой человеческой высоты. Он чувствовал в священнике какую-то особенную силу, которую даже неизвестно как можно одолеть. Наверное, никак.

В конце концов, следователь сочинил дело об антисоветской агитации, которое с неприкрытой простотой было шито белыми нитками. Но это никого не удивило. Большая часть политических дел того периода были именно таковыми. Когда Уваров отправлял дело на Особое совещание, он даже немного волновался: не вернут ли на доследование? Уж слишком гладким выглядело преступление Воскресенского: хотел сколотить антисоветскую организацию, но никаких соратников не приобрел и решил действовать в одиночку. Стал выступать с амвона с подрывными проповедями, призывающими к борьбе с советской властью, в чем сам и признался на следствии.

Уварову не хотелось думать, что ему хочется добиться от Особого совещания самого мягкого приговора отцу Петру. Об оправдании речь не шла. Время исключительно редких оправданий врагам народа закончилось после убийства Кирова.

Особое совещание работало быстро, не углубляясь в подробности уголовных дел. Их поток с каждым днем нарастал, не давая времени на раздумье. За двадцать минут материалы были рассмотрены и гражданин Павел Воскресенский, получил десять лет лагерей.

Уваров уже оформил постановление о закрытии дела и собирался сдать его на хранение, как нагрянула проверка во главе с начальником 4 отдела областного управления Хлуновой. Эта молодая руководительница была хорошо известна своей холодной жесткостью и беспощадностью к заключенным. Побаивались ее и чекисты. Словно нюхом чувствуя наиболее слабые места в работе, она с ходу потребовала доложить ей имеющиеся материалы по антисоветской деятельности священнослужителей. Полистав дело на Воскресенского, она спросила, этапирован ли тот в лагерь, и узнав, что священник еще находится в следственном изоляторе, потребовала его на допрос.

– Но особое совещание уже приговорило попа, Ольга Николаевна – неуверенно сказал Уваров.

– Это хорошо, что приговорило. Только я смотрю, вас тут гуманизм пышным цветом расцвел. Священник явно в заговорщиках ходит, а вы ему десять лет, как карманному воришке. Будто и не усиливается классовая борьба. Пусть приведут, а Вы присутствуйте при допросе.

Когда отец Петр вошел в кабинет следователя и увидел Хлунову, внутри у него похолодело. От незнакомой начальницы исходила такая тяжелая и холодная волна неприязни, что сомнений никаких не было: перед ним духовный враг. Он взглянул на Уварова, скромно притулившегося на стуле сбоку и увидел в его глазах выражение едва прикрытого испуга, какое бывает у беззащитных людей.

Хлунова раскрыла дело на приговоре и, взглянув на священника прямым, сверлящим насквозь взглядом произнесла:

– Вы полагаете, что Вам повезло, Воскресенский. Сумели проскользнуть в игольное ушко. Ошибаетесь, не повезло. На Ваше несчастье приехала я. Приговор пересмотрят.

Отец Петр, уже сумевший перебороть холодный страх и войти в состояние смирения, ответил:

– Мне действительно повезло. Господь сподобил меня встречи с нечистой силой. Вот уж не думал…

Слова священника подействовали на Ольгу самым неожиданным образом. Она застыла, словно превратившись в истукана. Лицо ее окаменело, рот перекосило гримасой внутренней боли и ненависти. Уваров почувствовал распространившееся в комнате напряжение и затаил дыхание. Хлунова же схватилась за край стола пальцами обеих рук так сильно, что косточки побелели. Она посидела таким образом несколько секунд, потом повернула к Уварову изменившееся до неузнаваемости лицо и хриплым голосом произнесла:

– Крест с него сними…

Молодой следователь на ватных ногах приблизился к священнику, который стоял посреди комнаты заложив руки за спину.

– Рубашку расстегните, заключенный… и крестик…

– Что крестик! – закричала Ольга – что ты мямлишь, быстрей давай!