Оруженосец

 _Укрывая_в_ладонях_метку_бессмертья._

 _Я_иду_к_тебе_по_белым_ступеням,_

 _Я_иду_к_тебе_по_пыльным_дорогам,_

 _Я_иду_к_тебе_сквозь_песни_и_тени,_

 _И_я_верю,_что_мне_осталось_немного._

 _Там,_куда_я_приду,_будет_только_покой_

 _Будут_руки_твои,_прикасаясь_легко,_

 _Исцелять_мои_раны_на_истерзанном_сердце._

 _Будет_право_забыться,_будет_право_согреться_

 _У_живого_огня._

 _Годы_бессчетные_странничьей_доли_

 _Превратили_память_в_досадную_ношу._

 _Я_устала_жить_среди_долга_и_крови_

 _И_однажды_я_мир_этот_просто_брошу._

 _Я_устала_видеть_во_сне_кошмары,_

 _Просыпаться_в_чужих_городах_из_камня._

 _По_тавернам_платить_осколками_дара_

 _И_хранить_у_сердца_рваное_знамя._

 _Приходи_в_мои_сны,_не_бросай_меня_здесь._

 _Дай_мне_светлую_память_о_нашей_звезде._

 _Сколько_лет_я_блуждаю_по_тропинкам_и_трактам,_

 _Каждый_день_безуспешно_сражаясь_со_страхом_

 _Не_увидеть_тебя._

 _Я_называю_запретное_слово,_

 _Я_шагаю_в_волны_великого_моря_

 _И_со_звоном_рвутся_оковы_былого,_

 _И_бессонные_чайки_послушно_вторят._

 _Кратковременной_муке_заведомой_смерти._

 _Бесконечному_крику_иного_рожденья._

 _Я_иду_по_волнам_в_догорающем_свете,_

 _Опасаясь_поверить_в_свое_отраженье._

 _И_расступится_мгла,_и_отступит_беда,_

 _Я_узнаю_тебя_по_сиянию_глаз._

 _Ты_меня_позовешь,_и_сомкнутся_ладони,_

 _Я_вернулась_домой,_только_имя_не_вспомнить._

 _Только_кто–то_снова_будит_меня_

 _По_велению_нового_дня._[63]

… — Мэлет!

Гарав сел.

В шалаше была возня. Костёр горел, но слабенько, только–только увидеть, что вокруг творится. Эйнор покосился на оруженосца:

— А я тебя будить собирался. Вставай.

Гадая, вслух он кричал или про себя, мальчишка начал одеваться.

— Доспехи… — начал он.

— Да, — отрезал Эйнор…

…Снаружи была темнотища. Гарав почти врезался в кого–то и схватился за меч, но сообразил, что этот тот старый пень, шаман, терпеливо ждавший возле шалаша. Старик посторонился, что–то прошамкал, прошуршал амулетами в волосах и на поясе. Мальчишка стал седлать коней. Они вели себя странно — как будто чем–то были напуганы… или и правда были? А шаман пялился в спину мальчишки, и Гарав даже пару раз передёрнул плечами — а потом даже перевёл дух, когда услышал сухое шуршание металла — из шалаша выбирались Эйнор и Фередир с вещами.

— Заседлал? — спросил Эйнор (его шлем тоже тащил Фередир).

— Готово, — кивнул Гарав, придерживая стремя Фиона.

— Коней поведём в поводу, — сказал рыцарь. — И держите их крепче. Если взбесятся — погибнут… Ведит, Эйно–Мэййи.

Глава 19, короткая, в которой выясняется, что такое «не везёт» и куда это «не везёт» может завести.

Шли долго. Гарав всматривался в темноту и понимал, что неплохо видит в темноте — за ним и раньше такое замечалось, но сейчас зрение стало острей. Казалось, что по сторонам нет–нет да и промелькнёт такое, на что и смотреть–то не хотелось…

…Около каменной плиты старый шаман остановился и как–то весь осел. Сказал хрипло:

— Я жалею теперь, что взялся помогать тебе, Эйнор сын Иолфа. Тяжело быть зерном в зернотёрке — сколько ни кричи, просыпешься мукой и будешь съеден; и не всё ли равно — кем?

— Мы уедем прямо отсюда, — сказал Эйнор на адунайке. — Говори на нашем языке, мои оруженосцы должны понимать.

— Что тут понимать? — старик тем не менее перешёл на адунайк. — Они всё объяснят.

Между елями струились серые тени с алыми парными точками глаз. Три тени. Судя по тому, на какой высоте глаза были от земли — существа были размером с телёнка.

— Гауры, — сказал Фередир. Звякнула сталь. Гарав почувствовал, как волосы на голове поднимаются дыбом — он отчётливо вспомнил тех тварей — огромных волков с искажёнными душами разумных существ — которые служили «конями» для орков Ангмара.

— Не трогать мечи, — сказал Эйнор. — Держите коней. Только держите коней.

Кони хрипели и переступали с ноги на ногу — даже Фион. Гарав провёл рукой по шкуре Хсана — на перчатке остался остро пахнущий пот. Оруженосцы вцепились в поводья, сами вздрагивая, почти как кони и неотрывно глядя на перемещение теней.

Из–за елей донёсся вой — негромкий, тонкий и какой–то дрожащий, плаксиво–жалобный. Тени приблизились, и старый шаман, оттолкнувшись посохом, взлетел на камень. Повыше, как взлетает на крышу испуганный кот.

— Старый скот, — процедил Эйнор, стоя неподвижно между остальными и гаурами, которые вышли из–за деревьев. — Их трое.

— Я звал одного! — откликнулся шаман. — Но я тебе говорил, рыцарь! Я говорил! Они его не отпустили одного, они умеют думать, не стать тебе!

— Говорил, — Эйнор повернул Калан Айар. — Хорошо. Пусть трое.

Он глубоко вздохнул и вдруг позвал:

— Тарланк! Тарланк сын Миндара, брат мой, нуменорец!

Ответом было тройное рычание. Странно разумное, насмешливое. Гауры шли через узкую сырую прогалину — один в центре, два других расходились на края, как бы охватывая Эйнора, беря в кольцо.