Орудья мрака

— Они живы, здоровы, и преимущество за ними. Замок будет принадлежать им. Мы можем доказать, что Уикстид распорядился убить их отца. Он написал письмо, и за это его повесят. — Голос госпожи Уэстерман звучал ласково, ободряюще.

Краудер повернулся к Уикстиду. Тот отпустил руку леди Торнли и теперь глядел на камни пола у своих ног. Его прижатые к бокам руки собрались в кулаки. Раздался смех, и Харриет, повернувшись, увидела, как сотрясается тело леди Торнли. Она подняла руку к драгоценностям, украшавшим волосы, и начала выдергивать их, бросая на каменный пол залы.

— Тогда у них будет это и это!

Уикстид пытался ухватить ее запястья, однако она вырвалась от него и, оказавшись у дальнего конца стола, обернулась. Ее ленивое настроение улетучилось; казалось, тело миледи изнутри охвачено яростью и трепещет.

— Бедный желтолицый старина Мур! — воскликнула она. — Кто убил его? Боже, когда он продавал меня на улицах, я не раз мечтала вонзить в него нож, однако тогда мне было всего двенадцать, а он казался несокрушимым, словно бог! — Она снова рассмеялась. — А теперь он погиб! Горит в аду — я всегда знала, что он там окажется! Ах, теперь мне тоже нужно попасть туда и выдергать ему волосы за то, что он сыграл с нами такую шутку!

Уикстид, чье побелевшее лицо покрылось пленкой пота, казалось, всполошился и попытался дотянуться до миледи.

— Любимая! Боже мой! Не говори ничего.

Леди Торнли сорвала висевшие у нее на шее бриллианты и бросила их на пол; скользнув по камням, украшение очутилось у ног Краудера.

— Забирай их! Умник! Пусть свершится правосудие! Отойди от меня, Клейвер. Все кончено, и я буду говорить.

Она устремила безумный взгляд на побледневшее лицо Харриет.

— Что? Вы думали, я сидела сложа руки, а Клейвер делал все за меня? — Локоны ее распущенных волос упали на обнаженные плечи. — Именно старина Мур — этому негодяю уже тогда было лет сто — первый раз продал меня старику еще до того, как у меня пошла кровь. Впрочем, после он сделал так, чтобы она пошла — и у меня, и у других. Я знала, к кому обратиться, когда Клейвер вынул эту записку из рук Брука. А вы думаете, что те раны на Торнли — наказание за его печальную красавицу жену и слугу? — Ее голос становился все громче. — Какое мне до них дело! Нет, они за маленьких девочек, вроде меня, и даже младше, коих он насиловал в Лондоне с момента нашей первой встречи. Почти еженедельно он велел приводить ему какое-нибудь бедное дитя, всегда темноволосое и в простом сером платье, чтобы оно напоминало ему о первой любви, как и я когда-то. Я видела, как потом, рыдающих и спотыкающихся, их быстро выводили из черного хода нашего веселого дома, и получала жемчужины за молчание. На меня надевали этот медальон! Его надевали на каждую из нас. Возможно, он надевал его даже на шею своей жены. Я слышала, она тоже была молода, когда он овладел ею. Торнли знал, что я захочу расплатиться с ним! Но не подозревал, что у меня появится возможность. Ему забавно было взять в жены ненавидевшую его блудницу. Ему и не снилось, что он будет сжиматься под ударами моего ножа.

Она снова пристально посмотрела на Краудера; леди Торнли прикусила губу, и на ней собралась кровь. Ее голос зазвучал несколько тише.

— Поразительно, верно ведь, Краудер, как плоть поддается клинку и открывается под ним?

Харриет воззрилась на леди Торнли.

— Вы помогли убить сиделку Брэй.

Леди Торнли подняла руку к плечу платья и разорвала рукав по шву. На мягкой белизне ее верхнего предплечья красовались четыре глубокие царапины, только начавшие заживать. Краудер подумал о листке бумаги, лежавшем в его кармане. Даже с такого расстояния он видел, что раны полностью совпадают с рисунком.

— Она пришла ко мне! Сказать, что, возможно, она знает, где находится Александр; впрочем, надо отдать ей должное — о детях она не упомянула. Если верить ее словам, она сочла, что лучше говорить с хозяйкой дома. Видит Бог, ей нужно было обратиться к Хью! — Застонав, леди Торнли развернулась на своих каблуках. — Мы сожгли все ее бумаги! Откуда вы узнали о детях?

— Она составила завещание, — дрожащим голосом ответила Харриет. — И оставила брошь с камеей дочери Александра.

Стон снова превратился в смех, и миледи сорвала со своих запястий браслеты с драгоценными камнями.

— Всё! Всё пропало из-за какой-то ничтожной камеи!

Уикстид попытался дотянуться и ухватить ее.

— Прекрати! Прекрати! Джемайма, к чему выдавать себя? Любимая! Подумай о своем сыне! О Юсташе! Прошу тебя, дорогая, прекрати!

Казалось, его прикосновение внезапно успокоило женщину. Она поднесла руку к лицу и большим пальцем стерла со щеки слезу.

— Ах, Клейвер. Я похоронила двух детей, а еще одного отдала. К чему мне волноваться об отпрыске Торнли, если он не способен помочь твоему благополучию?

Клейвер положил голову ей на плечо. Она принялась убаюкивать, успокаивать его, гладя пальцами его затылок — там, где темные волосы соприкасались с воротником.