Орудья мрака

Краудер был обеспокоен. Если бы еще неделю назад кто-нибудь сказал ему, что он окажется у спальни в доме порядочной женщины, прося разрешения зайти, он был бы удивлен и оскорблен настолько, что даже не смог бы рассмеяться. Однако именно там он и оказался. Анатом полагал, что знает госпожу Уэстерман достаточно хорошо, чтобы понять: она не стала бы вести себя подобным образом безо всякой причины и уж тем более не предалась бы обычной женской истерике. Он тихо постучал и окликнул ее по имени.

— Госпожа Уэстерман! Это Краудер. Можно мне поговорить с вами? Ваша сестра встревожена.

Из комнаты донесся вздох и шелест платья. Шаги приблизились к внутренней стороне двери и замерли. Затем послышался голос Харриет:

— Вы один?

— Да.

Дверь открылась, и Краудер увидел госпожу Уэстерман. Ее глаза покраснели от слез, а лицо было чрезвычайно белое.

— Входите, Краудер. Кое-что произошло.

Ни разу не прервав Харриет, анатом позволил ей пересказать беседу с Уикстидом, а затем, довольно долго просидев в тишине, позвонил в колокольчик. Скорость, с которой госпожа Хэткот ответила на его призыв, говорила о том, что экономка некоторое время вертелась у двери. Краудер встретил ее у входа в комнату.

— Госпожа Хэткот, я полагаю, госпожа Уэстерман может заняться кофием и тостами в своей комнате. — Он собрался было снова вернуться к Харриет, однако остановился и опять обратился к экономке: — И будьте добры, скажите мисс Тренч, что ее сестра чувствует себя достаточно хорошо.

Госпожа Хэткот с благодарностью взглянула на анатома.

— Разумеется. Благодарю вас, сэр.

В ее голосе чувствовалась такая искренняя теплота, что Краудер улыбнулся. Затем он вернулся в кресло у камина, стоявшее напротив кресла Харриет, и скрестил ноги.

— Я не знаю, что вам сказать, госпожа Уэстерман, и для нашей эпохи это признание поразительно. Любой цивилизованный человек должен точно знать, что сказать в том или ином положении.

Ответом на это был невольный смешок.

— Я никогда не считала вас таким уж цивилизованным человеком, Краудер. — Анатом улыбнулся. Потом заметил, что по лицу Харриет прошла болезненная судорога. — Ах, Боже мой! Как вы считаете, неужели мне нужно покинуть Кейвли?

От необходимости ответить его спас приход госпожи Хэткот, принесший завтрак для Харриет. Экономка принесла чашку и для него, в которую с демонстративным усердием налила кофе. Как только она закрыла за собой дверь, анатом ответил:

— Вероятно.

— Но как же мне поступить? Он сказал, что я должна оставить свою семью здесь. Из меня сделали изгнанницу.

— Участь невеселая — это я знаю наверняка. Впрочем, ее вполне можно снести. — Он говорил мягким тоном, и Харриет медленно кивнула в ответ. Краудер откашлялся, и его голос зазвучал грубее. — Вы говорите, на его предплечьях не было отметин?

— Нет.

Анатом изучающее поглядел на свои ногти, затем взял в руки чашку и откинулся на спинку кресла.

— Что ж, госпожа Уэстерман. Покуда не стоит оставлять надежду. Нам нужно попытаться узнать что-нибудь о яде, к тому же у нас есть одно преимущество перед Уикстидом.

Харриет быстро перевела на него взгляд.

— У нас есть дети.

Мисс Чейз тихонько постучала в дверь, а затем вошла в комнату, где отдыхал Грейвс. Раненого осматривал Джон Хантер — он свирепо поднял взгляд, когда девушка вошла, но, узнав ее, расслабился и улыбнулся.

— Как дела у вашего пациента, господин Хантер?

Закончив отсчет Грейвсова пульса и с большой осторожностью положив руку пациента на покрывало, анатом ответил:

— Он молод. Если в рану не попала инфекция — а я не вижу ее признаков, — значит, его дела идут достаточно хорошо.

Грейвс снова устроился на подушках. Его лицо по-прежнему было белым, однако во всем остальном он выглядел лучше, чем ожидала мисс Чейз.

— Значит, вы не собираетесь пустить мне кровь, сэр?

Хантер отрывисто рассмеялся.

— Бог мой, нет! Я полагаю, тот человек пустил вам достаточно крови. По-моему, это варварская практика. Я пускаю кровь лишь манерным дамочкам, воображающим себя немного нервозными и желающим найти предлог, чтобы упасть в обморок и побледнеть. К медицине это не относится. Никогда не замечал в этом пользы — слабое тело лишь еще больше слабеет.

Мисс Чейз улыбнулась ему.

— Вы революционер, сэр.

Он кивнул.

— Я горд называть себя ученым, мисс Чейз, как и Гэбриел Краудер. Мы учимся с помощью глаз, ушей и рассудка, дарованных нам Богом. Добрая половина тех лондонцев, что зовут себя врачами, получили все свои знания, читая вслух древнюю латынь и растирая целебные порошки. Они никогда не делают записей. Никогда по-настоящему не наблюдали за телом в действии, а потому лишь чинят ему препятствия. — Казалось, Хантер встряхнулся. — Ну вот, мисс Чейз, вы заставили меня оседлать любимого конька, и если я не проявлю осторожности, то буду скакать на нем до самого обеда. — Он снова поглядел на раненого. — Я оставлю вас в обществе этой юной дамы, сэр. Однако вам необходим отдых. И не позволяйте мальчику скакать по вам и нарушать повязку, что я наложил на вашу рану. Если вы позволите ему подобное, я непременно узнаю об этом.