"Орлы Наполеона"

Сейчас его великая миссия была исполнена. Германские княжества под скипетром Вильгельма объединились в империю. Ненавистная Франция, жестоко разбитая во Франко-прусской войне, валялась у ног победителя. Бисмарк принимал поздравления от монархов, от политиков, от генералов и ворчливо благодарил. Однако ни счастья, ни даже простого покоя он не испытывал. Острым умом, упакованным в грубую фельдфебельскую оболочку, канцлер понимал, что дело сделано лишь наполовину.

Лишившись Эльзаса и Лотарингии, разбитая, но не уничтоженная Франция была всё ещё сильна. Пятимиллиардная контрибуция не сломила её. Республиканское правительство, пришедшее на смену низложенному Наполеону Третьему, энергично взялось за восстановление экономики и формирование новых армий. И если сидеть сложа руки, то через считаные годы сегодняшний победитель увидит триумфальное возрождение вчерашнего побеждённого. А значит, уже сейчас надо либо готовить новую войну, либо…

Вот это самое "либо" Бисмарк и обсуждал со Штибером[30] в дождливый туманный вечер за кружкой баварского пива. Разговор шёл в берлинской квартире, предназначенной для специальных встреч. Посмотреть со стороны, так просто сидели за столом два приятеля, коротая время за пенным напитком, сигарами и неторопливой беседой. Один — высокий, плотный, в сюртуке табачного цвета и тёмных мешковатых брюках. Другой — низенький, тощенький, в сером костюме-тройке из дешёвой ткани. Бюргеры, как есть обычные бюргеры[31]. Кто бы сказал, что первый из них — имперский канцлер, а второй — начальник его секретной службы…

Штибера не зря считали королём шпионажа. Мало кто знал, что победой в войне Пруссия во многом обязана именно ему. Всего за несколько лет он сплёл во Франции целую сеть, состоявшую из пятнадцати тысяч агентов, которые день за днём добывали сведения о дислокации и вооружении противника, распускали панические слухи, устраивали диверсии. В этой сети Франция запуталась и пошла на дно… Бисмарк чрезвычайно высоко ценил своего начальника разведки и контрразведки. Мало того, — доверял, как никому. И потому мог позволить себе говорить со Штибером вполне откровенно.

— Знаешь, Вилли, почему я не сплю по ночам? — спросил Бисмарк, пыхнув сигарой.

— Думаю, что знаю, — небрежно ответил Штибер. — Вы мучаетесь, что не смогли добить франков. Ведь так?

— Да!

— И напрасно. Что тут поделаешь? И сил не хватило, и Европа к тому же начала выть, что, мол, Пруссия воюет самым зверским образом, — всё так… Но главного мы всё-таки добились, разве нет? Разве вам мало пяти миллиардов? А Эльзас? А Лотарингия? Это же золотое дно! Уголь, железные руды, заводы и фабрики! А полтора миллиона новых людей? Наконец, не разгроми мы французов, разве состоялась бы империя? Жалеть не о чем, экселенц[32], не гневите бога.

С этими словами Штибер протянул руку к батарее пивных бутылок, взял две и, ловко вскрыв, разлил по кружкам.

— В общем, ты прав, Вилли, хотя и не во всём, — пробурчал Бисмарк. — Французов мы просто победили, а надо было растереть в пыль. Понимаешь разницу? Боюсь, Франция довольно скоро воспрянет. Ей помогут воспрять. И проклятая Россия поможет, и чёртова Англия. Не забудь про Италию. Им же нужен противовес нашей силе. И через несколько лет нам опять придётся воевать.

— Придётся так придётся. С каких пор канцлер германской империи боится войны? — спросил Штибер, выразив удивление на благообразном личике.

— Чушь! — отрезал Бисмарк. — Я ничего не боюсь. Но бессмысленно лить немецкую кровь на чужих полях не хочу. Одно дело воевать, как это было сейчас, — наверняка, один на один. И совсем другое, когда через пять или десять лет Франция очухается, захочет взять реванш и сколотит коалицию. Вот тогда нам придётся туго.

— Не беспокойтесь, экселенц. И сегодня, и завтра, и через десять лет мои агенты к вашим услугам. Мольтке[33] ударит снаружи, я изнутри, — и где будет та Франция?

— Если бы всё было так просто, — раздражённо сказал Бисмарк, барабаня пальцами по столу.

Одним глотком допил кружку. Вытер усы и наклонился к Штиберу. Понизил голос.

— Мольтке, агенты… это всё хорошо. Но, понимаешь ли…

Замолчал, словно в затруднении.

— Я весь внимание, экселенц, — подбодрил Шти-бер, несколько озадаченный нерешительностью канцлера, для него отнюдь не свойственной.

— Скажи-ка, Вилли, следил ли ты за карьерой Наполеона Третьего? — спросил вдруг Бисмарк.

Вопрос был, мало сказать, неожиданный.

— Ну, так… Знаю, конечно, в общих чертах, — неопределённо ответил Штибер.

— А тебя не удивляет его взлёт?

— Что вы имеете в виду, экселенц?