"Орлы Наполеона"

— Вот, значит, как, — произнёс угрожающе, задрав бороду. — Говорили мне, что в академии шагу не ступишь, — об завистника споткнёшься. А я, простодушный, и не верил… Ночей не досыпаю, рисую, как проклятый, а тут… а вы… — Оскалился. Почистил колени. — Ну, ничего. Не я первый, не я последний. Рафаэля тоже враги хулили, но всё же пробился, да-с. А вам, господин Белозёров, за удушение русского таланта божьего суда не избежать, так и знайте!

Видимо, под русским талантом Звездилов подразумевал себя.

— Ступайте, господин Звездилов, ступайте, — еле сдерживаясь, попросил Сергей.

Всякое в жизни случалось, но душителем русских талантов ещё не величали и божью кару не сулили.

Шипя в бороду что-то невнятное, Звездилов дрожащими руками засунул в портфель отзыв околоточного надзирателя. Не прощаясь, пошёл к выходу. На пороге вдруг обернулся и негромко произнёс:

— Чтоб тебе в Париже с твоей выставкой в калошу сесть! — (Другое выражение употребил — хуже и крепче.) И уж совсем тихо и яростно добавил: — Ненавижу…

Ахнул дверью.

Сергей мрачно смотрел вслед. Было противно и… жалко. Но больше противно. Очень ему не понравился прощальный взгляд Звездилова. Горело в глазах живописца безумное желание мести. Проклял взглядом-то. И Париж не постеснялся приплести, мерзавец…

В просторном кабинете с задёрнутыми шторами, под уютный треск поленьев в большом камине, неторопливо беседовали двое хорошо одетых мужчин, один из которых, постарше, вопросы задавал, а второй на них отвечал. Оба сидели в глубоких креслах. Рядом расположился столик с коньяком и фруктами. Безобидный диалог собеседников на самом деле имел скрытый смысл, понятный лишь им двоим.

— Так что же, вы полагаете, что господин Белозёров именно тот человек, который нам нужен?

— Уверен, что да.

— Обоснуйте.

— Это очень интересная личность. Я бы сказал, незаурядная. Безусловно, известная, и, что важнее всего, пользуется расположением императора.

— Из чего это следует?

— Два года назад Александр доверил Белозёрову написать собственный портрет и остался работой весьма доволен. Вероятно, именно поэтому минувшей осенью Белозёров был назначен президентом Российской академии художеств.

— Сколько же ему лет?

— Тридцать четыре.

— И в эти годы он уже президент академии?

— Точно так. Я же говорю, что без благоволения императора это было бы невозможно. Разумеется, Белозёров талантливый художник, известный портретист и так далее. Но главное, — протекция Александра.

— Что ещё о нём известно?

— Честен, храбр, прямодушен. В обществе уважаем. Любящий муж и отец трёх сыновей. В молодости окончил военное училище, после чего некоторое время служил в гусарском полку в чине поручика. В отставку вышел рано и всецело занялся живописью. Прошёл двухлетнюю стажировку в Италии от академии художеств. По возвращении домой быстро выдвинулся в число ведущих российских мастеров.

— Постойте… Учёба в Италии, говорите?

— Именно так.

— Но ведь, насколько известно, от академии там стажируются считаные люди. Это серьёзная привилегия, кстати, довольно обременительная для казны.

— Думаю, что да.

— Каким же образом отставной поручик, ничем себя ещё не проявивший, удостоился такой чести?

— Вероятно, своим несомненным талантом.

— Талантливых людей немало, а казённых денег на всех не хватает. Опять-таки, назначение президентом… Действительно, можно с уверенностью предположить личную протекцию императора. А значит, некие особые отношения между Белозёровым и Александром. Чертовски интересно. Знать бы, на чём они основаны, кроме таланта художника.

— Я тоже об этом думал. В смысле, об особых отношениях. И мне кажется, что это обстоятельство делает кандидатуру Белозёрова для нас ещё интереснее.

Младший из собеседников поднялся, разлил коньяк и протянул рюмку старшему.

— Благодарю.

Старший задумчиво поднёс рюмку к выцветшим, морщинистым губам, вдохнул благородный аромат. Сказал мечтательно:

— Божественный напиток! Нырнуть бы в глубь веков, найти того винодела, кто его придумал, и обнять…

— Так что с Белозёровым? — напомнил младший.

Старший выдержал паузу.

— Убедили, — твёрдо сказал наконец. — Его кандидатуру я поддержу. И за это можно выпить.

Отхлебнув, поставил рюмку на столик и наклонился к молодому собеседнику. Обронил:

— Действуйте.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Пожелав Сергею провала его парижской выставки, Звездилов ткнул в больное место. Не будем скрывать: Белозёров (признанный мастер!) сейчас волновался, словно новобранец перед первым сражением. Его полотна, созданные в традициях классической живописи, — как примет их Париж, переживающий страстное увлечение новыми веяниями?

Импрессионисты смело экспериментировали и с формой, и с цветом. Размытые очертания фигур и предметов, грубый мазок, эксцентричный колорит… нет, до таких высот Сергею было далеко. Да он к ним и не стремился. Ренуару и Моне он предпочитал Тициана и Боттичелли. Для себя он раз и навсегда выбрал традиционную манеру. Хотя и признавал безусловное право художника на собственный стиль.