Орлы над пропастью

Гундосый опустил топор на последний канат и "Меланиппа" с креном на левый борт отцепилась от гаула. Эвдор рефлекторно, не глядя, отбил выпад, направленный ему в живот и прыгнул из неудобного положения, практически спиной вперед, изворачиваясь в полете, как кошка. В какой-то мере ему повезло: он не разбил себе голову о борт своего собственного судна, угодил в воду. Вслед ему полетели два дротика, но пират счастливо избежал обоих. С борта аката немедленно швырнули конец и кормчий вынырнув, уцепился за него. Рывок — и он уже на палубе, а "Меланиппа" стремительно уходит прочь от неприступного гаула, с борта которого гремит презрительный хохот и брань. Хорошо хоть, стрелы не летят, умелых лучников не оказалось ни у одного из противников.

— Какие потери? — Эвдор огляделся по сторонам. Кроме Вардана, он в суматохе боя видел гибель еще пары товарищей.

— Шестего, — ответил Гундосый, перевязывая дважды раненного Койона.

— И Аристид свалился за борт, — добавил Дракил.

Прищур глаз критянина и похожая на звериный оскал улыбка выдавали плохо скрываемое злорадство: "Ну что, докомандовался?"

— Аристид? — кормчий перегнулся через борт, высматривая товарища, — разворачиваемся!

— Куда? — спросил критянин.

— Аристида подбирать. Не утонул же он. Мех с вином не тонет.

Дракил озадачился проворством, с которым пираты бросились выполнять распоряжения своего неудачливого вожака. Впрочем, он быстро успокоил себя: "Не остыли еще от драки. Чуть позже поговорим. На трезвую голову".

Нет, определенно в одиночку он способен был продержаться на плаву достаточно долгое время или добраться до берега без особых хлопот, но бесчувственный римлянин не способствовал повышению плавучести. Пират не переставая орал, однако, несмотря на то, что "Меланиппа" недолго провисела на хвосте аката, да и заметили Аристида, как он видел, довольно быстро, непредвиденное купание вышло продолжительным.

— Чего так долго? — крикнул Аристид, пытаясь поймать брошенный с аката конец, — я начал скучать. Не подрались еще при дележе-то без меня?

Дракил фыркнул.

— Делить вообще-то нечего. Разве что появился большой выбор мест на скамьях. Их теперь чуточку больше, чем претендентов. Выбирай любую.

Римлянина подняли на борт. Аристид забрался следом. Он очень устал, и у него тряслись колени. Пират привалился спиной к борту.

— Выходит, сильномогучий Эвдор в кои-то веки остался без добычи?

— Выходит так, — критянин чуял запах перемен на борту аката и стремительно греб по ветру, развивая ситуацию. Он не сразу догадался обратить внимание на пленника. Зато догадались другие. А тут Аристид и вовсе испортил всю малину:

— Это дело поправимое. Смотри, сильномогучий, какую я добычу в норку приволок. Целый настоящий римский трибун. Я полагаю, Эвдор, тебе кто-нибудь, вроде этого нужен был? Ну, так, мечты сбываются, Эвдор!

* * *

...Шел дождь. Холодный и злой. Частокол тонких, едва различимых нитей, стена из воды от земли до неба, лишающая свободы всякую тварь живую, вынуждая ее искать укрытие, теплую и сухую нору, темницу, которую ни зверь, ни человек не жаждут покидать по своей воле. Дождь не сдается, он терпелив и настойчив. Он барабанит по крыше, стремясь найти себе дорожку, обжечь ледяным прикосновением...

Пес стоял в дверях и, склонив голову чуть набок, смотрел немигающим взором. Квинт завороженно выдерживал его взгляд. Пес не мелок ростом, широк в кости и очень красив. Квинт не побоялся бы поручиться, что один из родителей пса был волком. От другого родителя кобель унаследовал бурый отлив шерсти и уши, не столь острые, как у волков и чуть завалившиеся вперед. Пес изучал Квинта беззвучно, неподвижно, лишь ноздри чуть шевелились, а потом повернулся и потрусил прочь, в дождь.