Орлы над пропастью

— Я весь превратился в уши.

— А что ты хочешь услышать?

— Как что? Твою историю.

— А-а... Почему тебя это так интересует?

— Праздное любопытство. Но давай считать, что это тоже будет маленькой компенсацией за оплату ночлега. Я же говорил, что люблю поболтать в доброй компании. Не считай меня, пожалуйста, каким-то подсылом, крадущим чужие тайны.

— Не собирался. Чего там рассказывать... Мать совсем рано померла. Отец как гражданство получил, так шибко им гордился. На все выборы ходил, голосовал. Да только оно ему не принесло никакой выгоды. Мы в Медиолане[60] жили. Пил он много... Я с малолетства, как сорняк. Еще совсем юнцом был, все терся возле уважаемых людей, о которых не иначе, как шепотом говорить старались. Хотелось, как они жить... В тоге там, все дела... — Ганник сплюнул под стол. — Ну, заметили. Пристроили к делу. Гордился еще, дурень. Там таких сопляков, как я...

— Чем же ты занимался?

— Не догадываешься? — удивился Ганник, — воровал. Поначалу. Купцу там кошель срезать, отдубасить ватагой. Старше стал — серьезнее дела пошли. Ходил по всяким мелким лавкам и напоминал хозяевам, что долги уважаемым людям надо возвращать.

— Так ты был взыскателем долгов?

— Ну да.

— И что, отдавали?

— По-всякому случалось... — неприятно усмехнулся галл.

— А что потом?

— Потом... — Ганник печально вздохнул, — наливай!

Алатрион разлил вино. Выпили.

— Потом решил попробовать жить сам. Иначе. Даже женился. Но ничего не получилось. Мне не простили. Это такое болото, друг Аппий. Засасывает. Откуда-то взялись долги. Много... И мои вчерашние собратья по этому ремеслу пришли их взыскивать с меня. А у меня жена, дети... Как-то все плохо обернулось... Пришлось продаться, чтобы расплатиться... — галл замолчал, задумчиво пережевывая кусок сыра.

— Говори, Ганник, я слушаю тебя.

— Продался одному мяснику из Мутины.

— Мяснику?

— Ну да... Правда, это был не простой мясник. Везет мне, на непростых... Он тоже из этих... уважаемых... Мутил какие-то дела в Мутине... Этот самый Гай Турий... Который теперь, как бы я... Ну, а тогда я у него телохранителем. Чтоб, значит, дела мутились безнаказанно...

— А твоя семья?

Ганник поднес к глазам глиняную кружку, словно пытался что-то в ней рассмотреть.

— Не видел больше. Никого. Семь лет уже...

Ганник выпил залпом, скривился и прижал кружку ко лбу, крепко зажмурившись. Алатрион некоторое время молчал.

— Но он же отпустил тебя?

— Ага. Месяц назад. Перед тем как помереть. Облагоде... тельствовал...

— Что же ты в Рим... Не в Медиолан?

— Нельзя мне возвращаться. Им лучше будет без меня. Безопаснее...

— Боишься, что тебя в покое не оставят? А родные-то живы? Хоть весточка-то от них не была?

Ганник поднял на костоправа уже довольно мутные глаза, но ничего не сказал. Налил себе еще и выпил. Собеседник молчал.

— Догадываюсь, что это за уважаемые люди.

— Лучше про них лишнего не говорить, — галл приложил палец к губам.

— Я никому не скажу, — заверил его костоправ.

Галл, казалось, не расслышал, он ударился в воспоминания.

— Был там один такой... господин... как его? Что-то такое... на задницу похоже... А! Господин Пигеон!

— Т-сс, — напомнил Алатрион, приложив палец ко рту, — мы про него не говорим.

— Точно. Молчим, как рыбы.

— Кстати. А где они?

— Кто?

— Наши рыбы. Вернее, наша рыба. Или как там ее... — Алатрион повернулся к очагу, — эй, хозяин! Когда там уже будут наши рыбки?

— Сейчас, сейчас! Уже несу, — отозвался трактирщик и водрузил на стол блюдо с жаренными карпами.

Костоправ приподнял одного за хвост.

— Чего-то он какой-то хилый. Болел что ли?

— Ну что ты, господин, — поспешил возразить трактирщик, — более мясистых ты не найдешь во всей округе. Мне поставляют из лучших прудов со стороны Лабиканской дороги!

— Мясистых... Ну ладно. Но принеси еще... — Алатрион замолчал, мучительно подбирая слова.

— ...чего-нибудь мясистого, — помог ему галл.

— Да! Тащи все, я плачу... не так... мы с моим другом платим!

— Ты не проснешься завтра с пустым кошелем, друг Прим? — забеспокоился галл.

За столом игроков возбужденно загалдели, кого-то боги наградили особенно удачным броском. Ближайший к Алатриону из этой компании, черноволосый парень в синей тунике-безрукавке, небритый и суровый на вид, казалось, совсем не интересовался игрой, все больше косясь на костоправа.

— Пустым? — костоправ удивился, — разве он может опустеть? Давай проверим.

Он полез за пазуху и вытащил кожаный кошель. Развязал его, не желающими подчиняться пальцами, бубня себе под нос поношения изобретателям неудобных кошелей с неудобными завязками, и высыпал содержимое на стол. На плохо ошкуренной столешнице, испещренной картинками эротического содержания и бранными словами, заплясали серебряные и медные монеты. За соседними столами стихли все разговоры, но костоправ, казалось, этого не замечал. Он выбрал из кучи пару серебряных денариев и пододвинул их к трактирщику. Тот проворно сгреб плату, привычным движением куснул одну из монет.

— Еще вина принеси... Что ты так мало принес... Один раз всего разлили... Мы немного посидим, — Алатрион скорчил кислую рожу, — напиваться не будем.