Из темноты выступил часовой. Квинт сменил дозор и вместе с опционом и освободившимися солдатами вернулся в лагерь. Все было тихо, никакой опасности не ощущалось, и он мог бы позволить себе отдохнуть, но спать больше не хотелось. Север сел у костра и долго глядел на пламя.
Он снова видел их сегодня. Уже в третий раз, причем образ обрастает все новыми и новыми деталями. Девушка и пес. Их не существует во плоти, но он видит обоих, даже не закрывая глаз, ясно и отчетливо. Причем они не мерещатся ему, что дало бы повод задуматься о помутнении рассудка. Нет, он сам придумывает их. Видит в обыденном. Кто они? Почему этот образ стал преследовать его? Может он приближается к чему-то, что должно произойти? Он часто чувствует то, что вот-вот произойдет. Что ждет его за ближайшим поворотом. Он никогда доселе не обращал на это внимания. Это и есть то, что люди называют ясновидением? Нет, он просто всегда просчитывает ситуацию наперед. На много ходов вперед. И именно поэтому он знает, что ждет его за поворотом. Да, это просто хорошая интуиция и расчет.
Опять удалось все объяснить. Самому себе легко все объяснять. Но кто же она?
Проклятье! Север провел рукой по лицу, прогоняя наваждение. Нужно подумать о чем-то другом. Отвлечься. Лучше думать о деле, из-за которого он здесь с малым отрядом, посреди незнакомой враждебной страны, так далеко от легионов Фимбрии.
А чего тут думать? Провалено дело. Подчистую. Фимбрия ведет легионы на юг, а в тылу останется враждебный город. Гай Флавий спешит добить царевича, пока тот не соединился с отцом. Хочет ворваться в Пергам на его плечах, из-за чего совершает глупейшие, по мысли префекта конницы, поступки.
Но если хорошо подумать, у них нет сил для затягивания войны. Они отрезаны от путей снабжения и вынуждены сами добывать фураж и продовольствие для солдат. Говоря по-простому — грабить окрестности. А это бесит местных, между прочим, бывших римских подданных. Есть изрядная доля разума в желании Фимбрии прикончить понтийского царя одним мощным ударом. Если это произойдет, то все города римской Азии и Вифинии упадут в подставленную ладонь Гая Флавия. И не потребуется ничего осаждать и штурмовать.
Но крюк-то всего двадцать миль, один переход легиона форсированным маршем, которым как раз и идет Фимбрия, догоняя царевича. Впрочем, задержкой на один день не ограничились бы. Самое малое — три. Пока бы легат разбирался в местных делах, назначал магистратов...
Что же он, не понимал, что шансы Севера обеспечить преданность или хотя бы нейтралитет Адрамиттиона с таким малым отрядом ничтожны? Да понимал, конечно. Квинт произвел разведку, только и всего. Обычное дело. А все эти "восстановишь власть" — не более чем дополнительная мотивация глупому префекту.
Север усмехнулся. Мотивация... Настоящего солдата не нужно ни в чем убеждать, достаточно отдать приказ. Однако если солдат понимает, что он делает и зачем — совсем другие результаты тогда выходят. Правда, не в этот раз...
Квинт поднял лицо к небу, полному звезд. Отыскал глазами ярко горящую Каникулу, Собачью звезду[32].
"Значит, тебя зовут Весулк... Добрый Волк. Что же это за язык такой? Какое-то смутно знакомое звучание. Придумываю имена на непонятном языке... Лучше лечь спать, пока совсем умом не повредился".
Квинт вздрогнул, ощутив теплое прикосновение к шее. Опять? Со стороны дальнего дозора послышались шаги и голоса:
— Иди, давай, чего оборачиваешься?
Префект поднялся на ноги, накинул через плечо перевязь с мечом. Из темноты вышли два человека и лошадь. Животину, не слишком здоровой наружности, вел в поводу Гиртий, дозорный. При этом он покалывал копьем в спину человека в буром дорожном плаще.
— Иди, иди, сейчас командир разберется, кто таков.
Незнакомец приблизился к Северу и Квинт отшатнулся: словно факел прямо к лицу поднесли.
Это он! Причина того, отчего у Квинта до сих пор дрожат пальцы.
— Вот, по дороге ехал, — сказал Гиртий.
— Из города?
— Оттуда.
— Он один?
— Вроде да. Никакого шороху больше не слыхать.
— Секст! — позвал опциона Север, — подними десять человек и дуй в этот дозор. И смотрите в оба.
— И что они там ночью увидят? — обнаружил знание латыни пришелец.
Слова эти, однако, были сказаны на греческом.
— Дружков твоих, — процедил Квинт.
— Я один, нет у меня никаких дружков, твои люди излишне дерганные. Я им десять раз втолковал...
— На каком языке?
— На котором сейчас говорю.
Стоит один посреди настроенных враждебно вооруженных людей, а ведет себя невозмутимо и даже нагло, словно за его плечами целое войско.
— Они по-гречески не говорят.
— А-а, — протянул пришелец.
— А то, что это римляне, ты не догадался? — спросил Север, — латынь, вижу, знаешь?
Незнакомец усмехнулся и покосился на звезды.
— Темно, поди, разбери вас. Хватаете мирных путешественников посреди ночи. Подумал, разбойные. Ну и говорю: "Денег у меня нет"...
— Ты кто? — прервал его тираду Квинт.
— Человек прохожий.
— Откуда прохожий и куда?
— Твоего ли то ума дело?
— Здесь я буду решать, моего или нет, а ты знай, отвечай.
— Еду из Асса в Фиатиры. К родственнику.