Когда Надежду Самуиловну назначили директором лихвинского универмага, в город следом за ней переехала вся семья. Шуре было уже пятнадцать лет. Он окончил семилетку. Продолжать учиться — Лихвина не миновать, а жить на два хозяйства тоже никакого расчета. Чекалины сняли в Лихвине деревянный домишко с палисадником и широким, заросшим травою двором. Перекочевали в город и Тенор с Громилой и ручная галка с белками. Но Шура заскучал.
Что такое Лихвин? Не то город, не то деревня. Правда, есть кинотеатр, зато нет землянки под горкой. А главное, нет старых товарищей. Сережа Аверин и Жора Холопов, окончив семилетку, остались работать в колхозе. Левушка Виноградов продолжал учиться в Песковатской школе. Он был только в пятом классе.
— Мама, у нас будет фотокружок. Анна Леонтьевна сказала. Если ты мне купишь аппарат…
Шура только сейчас заметил, что за столом, кроме отца с матерью и Вити, сидела еще какая-то девушка.
— Что так поздно? — спросила Надежда Самуиловна, наливая Шуре тарелку щей.
— Анна Леонтьевна задержала — полчаса отчитывала после уроков.
Он швырнул связку книг куда-то в угол, наскоро ополоснул под умывальником руки и сел за стол.
— Значит, опять нашалил?
Девушка обернулась, и Шура узнал двоюродную сестру Тоню.
— Вот приехала к вам в школу учительницей, — сказала Надежда Самуиловна, — жить у нас будет.
— Учительницей? — недоверчиво переспросил Шура, думая, что мать шутит. — Что же ты будешь преподавать?
— Физику. — И добавила смеясь: — Успокойся, не у вас в классе, а вот у него, у Вити.
Шуре все еще не верилось. Тоня была всего на четыре года старше его. Он считал ее девчонкой. И вдруг она учительница. Какой же у нее может быть авторитет!
Комната Вити и Шуры, которую отдали теперь Тоне, сразу преобразилась. Тюлевые занавески на окнах, какие-то вышитые салфеточки, и на столе рядом с аккуратно сложенной стопкой книг букет свежих цветов в стеклянной банке.
«Девчачья чепуха!» — ворчал про себя Шура. А все-таки его тянуло в эту опрятную, девически уютную комнату посидеть, поболтать с Тоней после школы. Главное, она умела слушать. Она одинаково охотно слушала все, о чем бы ни рассказывал ей Шура: о школьных шалостях, о последнем своем изобретении — самодельном ружье с пробковыми пулями, о путаной алгебраической задаче, которой никто в классе не мог решить, кроме него, и о замечательной книге Григорьева «Суворов», недавно им прочитанной. И слушала Тоня не так, как взрослые, а с живым интересом, с блеском в глазах, подробно расспрашивая обо всем, что занимало Шуру.
Урок истории
Математик Зис, получивший такое прозвище за «обтекаемую» форму покатого лба, как только мог защищал Шуру на педагогическом совете.
— Мой предмет он знает отлично. Самые сложные задачи решает раньше всех. Взял на буксир Кузнецова. Тот уже на «пос» отвечает, а был совсем безнадежный. Что вы хотите от мальчика, не понимаю!
Дверь из учительской внезапно распахнулась. Кузнецов, «дежуривший» у замочной скважины, успел отскочить и с невинным видом прохаживался по коридору. Пропустив учителя математики, он побежал в класс.
— Зис фарами так и сверкает. За тебя горой стоит, — докладывал он Шуре.
Спор в учительской продолжался.
— «Хор» в четверти по дисциплине! — возмущалась «немка» Марья Ивановна. — Чекалин развлекается на уроках и других отвлекает…
— Бывает, — согласилась Александра Николаевна, преподавательница литературы. — Это когда ему скучно. Но попробуйте его заинтересовать: подопрет голову кулаками, уставится на вас глазищами, даже рот раскроет от избытка внимания. Ведь на Чекалине проверить можно, интересно построен урок или нет.
— Вы хотите сказать, что я скучно веду занятия? — обиженно поджала губы Марья Ивановна.
Александра Николаевна с удивлением взглянула на нее.
— Я имела в виду, не вас, а себя. Для меня Шура Чекалин как барометр.
— Он часто скучает на уроках не по вине преподавателя, — примирительно заметила руковод восьмого класса Анна Леонтьевна. — Он быстро все схватывает, и пока преподаватель разжевывает урок другим, ему становится скучно, и он начинает шалить. Я посоветовала ему заняться фотографией.
Вопрос о Чекалине был исчерпан. Заговорили о молоденькой учительнице истории, назначенной в Лихвинскую школу прямо с вузовской скамьи. Сегодня она должна была дать первый урок, но почему-то запаздывала.
В этот день Шура принес в школу новый фотоаппарат.
— Анна Леонтьевна, взгляните! Мать уже купила мне.
Он с увлечением объяснял учительнице устройство фотоаппарата.
— Вот видишь, как заботятся о тебе родители!.. Так ты даешь слово исправиться?
У Шуры на смуглых щеках проступил румянец.
— Как я могу дать слово? Вдруг забуду, и опять что- нибудь случится… Ведь это будет нечестно. — И, чувствуя, что Анна Леонтьевна огорчена, добавил виноватым голосом: — Ладно, не сердитесь. Я уж постараюсь.
В коридоре продребезжал звонок.
Шура захватил аппарат и убежал в класс. Прошло еще несколько минут, а новая учительница все не появлялась.
— Пойдемте во двор, снимать вас буду, — предложил Шура. — Сегодня освещение хорошее.
— Меня сними!
— И меня!