Читаем Орленев полностью

близким друзьям.

Поезд из Рязани в Москву уходил в семь часов утра, и всю

ночь оба актера провели на вокзале. «Шаляпин... был в ударе.

Мы говорили с ним об искусстве... и выпили весь буфетный конь¬

як». В это время Орленев уже получал большие гонорары и тра¬

тил их с такой щедростью, что на переезды из одного города

в другой у него никогда не хватало денег. Его транспортировка

входила в обязанности антрепренеров, они вели расчеты между

собой по принципу «наложенного платежа». О кутежах Орленева

в артистической среде ходили легенды, он сам о себе впоследствии

писал, что тогда, в начале века, был «пропитан насквозь Дмит¬

рием Карамазовым, его удалым духом». Но это была удаль озор¬

ная и остроумная, без меланхолии и вспышек мрачности, которые

позже (впрочем, это случалось и раньше) отравляли его сущест¬

вование.

В Петербург он попал в самом начале 1901 года. До того

к нему в Кострому приезжал Набоков и по поручению Суворина

предложил вернуться в его театр. Орленев нетерпеливо ждал

этого приглашения, а получив его, закапризничал и стал дикто¬

вать свои условия — вернуться он согласен, но уже на особом по¬

ложении гастролера, с другой оплатой и обязательной «красной

строкой» на афише. Суворин, несмотря на недовольство в труппе,

принял этот ультиматум, и 26 января 1901 года в Театре Литера¬

турно-художественного общества состоялась премьера «Братьев

Карамазовых». До начала гастролей в столице у Орленева остава¬

лось несколько свободных дней, и он решил провести их с поль¬

зой. Еще во времена «Федора» он сблизился с известным петер¬

бургским литератором Акимом Волынским; теперь с чьих-то

слов он узнал, что этот почитатель его таланта пишет книгу под

названием «Царство Карамазовых». Роль свою Орленев изучил

досконально, часто ее играл, играл с подъемом, и все-таки

в чем-то сомневался; ведь среди его консультантов серьезных зна¬

токов Достоевского на этот раз не было. А невыясненных вопро¬

сов у него накопилось много, вопросов, касающихся даже стили¬

стики романа.

Он, например, не мог понять, почему в авторских замечаниях

но поводу Мити так часто встречается слово вдруг, особенно ча¬

сто в сцене допроса, такой важной для его концепции роли:

«И вдруг ему показалось что-то странное...» (стр. 528); «—Что

это вы, господа? — проговорил было Митя, но вдруг, как бы вне

себя, как бы не сам собой, воскликнул громко, во весь голос...»

(стр. 528); «Молодой человек в очках вдруг выдвинулся впе¬

ред...» (стр. 528); «Он помнил потом... что ее вдруг увели, и

что опамятовался он уже сидя за столом» (стр. 545); «Мите же

вдруг, он помнил это, ужасно любопытны стали его большие пер¬

стни, один аметистовый, а другой какой-то ярко желтый...»

(стр. 545); «—Так он жив! — завопил вдруг Митя, всплеснув ру¬

ками» (стр. 546); «Митя вдруг вскочил со стула» (стр. 546);

«— Господа,— вдруг воскликнул он...» (стр. 549); «— Видите,

155

господа, вы, кажется, принимаете мепя совсем за иного человека,

чем я есть,— прибавил он вдруг мрачно и грустно» (стр. 550);

«Проговорив это, Митя стал вдруг чрезвычайно грустен»

(стр. 551); «И вдруг как раз в это мгновение разразилась опять

неожиданная сцена» (стр. 551); «—А ведь вы, господа, в эту ми¬

нуту надо мной насмехаетесь! — прервал он вдруг» (стр. 562)

и т. д.24.

И сколько еще других определений импульсивности, внезап¬

ности, неподготовленности, непредумышленности реакций и по¬

ступков Мити (в один миг, в одно мгновение, как подкошенный

сел, сорвался с места и пр.) разбросано на этих страницах. Что

стоит за этими повторениями? В чем здесь тайна? Это ведь не

просчет гениального писателя. Это его сознательный выбор, это

как бы постоянный рефрен, варьирующий по разным поводам ав¬

торскую идею. Орленев пошел к Волынскому и поделился с ним

своими недоумениями и догадками, и тот, удивившись чуткости

актера, дал ему прочесть написанную летом 1900 года четвертую

статью из его цикла «Царство Карамазовых», посвященную

Дмитрию Карамазову. Там были такие строки: «Все у него со¬

вершается вдруг, внезапно, неожиданно. Почти везде, где явля¬

ется в романе Дмитрий, художник употребляет это слово «вдруг»,

передающее темп его жизни, это бурное половодье чувств, кото¬

рое быстро переносит зарождающиеся ощущения мысли из без¬

деятельных сфер внутреннего созерцания в область страстных

движений и поступков»25. Все здесь совпало! И орленевский

Митя ничего не хранил для себя, он весь нараспашку, его раздра¬

женная мысль при всяком внешнем толчке немедленно превра¬

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии