Читаем Орленев полностью

гающие сюжет, за счет философии и каламбура. Но и в этой со¬

кращенной «Исповеди» у Орленева ясно звучала тема позора и

гимна; запятнанный, затоптанный, погрязший в пороке человек

прославлял чистоту духа как высшую ценность жизни.

Постепенно контуры роли Карамазова прояснялись. Орленев

работал с азартом, но с перерывами: начал в Орле, сильно про¬

двинулся в Москве, гастроли у Корша прервали его занятия, по¬

том незаметно наступило лето, он выступал где-то в провинции,

отдыхал на юге, вместе с Набоковым в Ялте переделывал инсце¬

нировку «Карамазовых». Осенью 1900 года, отозвавшись на при¬

глашение антрепренера Бельского, знакомого ему еще по Ниж¬

нему Новгороду, он поехал в Кострому, чтобы сыграть Достоев¬

ского. Бельский был искушенный театрал и обещал Орленеву «до¬

тянуть до кондиции» роль Карамазова. Но едва они встретились,

как выяснилось, что кондиции антрепренера требуют, чтобы До¬

стоевский перестал быть Достоевским и стал заурядным репер¬

туарным автором восьмидесятых-девяностых годов. Орленев веж¬

ливо, но недвусмысленно отказался от такой режиссуры, и у Бель¬

* В записных книжках Орленева есть интересная пометка о музыке,

сопровождавшей «Исповедь горячего сердца» в его «Карамазовых». Он на¬

зывает оду «К радости» Шиллера, которую Бетховен ввел в хоровой финал

Девятой симфонии 19.

ского хватило ума по лезть в наставники к актеру, поразительно

изменившемуся за те двенадцать лет, которые прошли после ни¬

жегородского сезона. В Костроме Орленев в первый раз сыграл

Карамазова, и «Костромской листок» заметил, что «переделка

Дмитриева», если судить по первому ее представлению в город¬

ском театре, понравилась публике 20.

В этих «Карамазовых», говорилось в газете, «действительно

есть ряд сильных сценических положений, обеспечивших успех

пьесе», несмотря на то, что от всеохватывающей панорамы До¬

стоевского в театре остался только один ее аспект, связанный

с Дмитрием Карамазовым, важный в общей композиции романа,

хотя и нарушающий его великую архитектуру. Только есть ли

у драмы, которая обращается к эпопее, другой выбор, кроме такой

вынужденной перемонтировки текста? И можно ли забывать, что

образы бессмертных книг возрождаются на сцене театра в зримой

трехмерности и в той неожиданно новой трактовке, которая идет

уже от актера-интерпретатора? Игру Орленева «Костромской ли¬

сток» оценил очень высоко, признав, что талантливый гастролер

еще раз с блеском доказал «свою высокую способность к истолко¬

ванию персонажей психически неуравновешенных», подчеркнув

при этом, что его Дмитрий Карамазов — «живое, близкое и по¬

нятное для зрителей лицо». Любопытно, что в этом первом от¬

клике провинциальной газеты отмечаются две особо удавшиеся

актеру картины—«длинный рассказ Дмитрия брату Алеше»,

проведенный с замечательным разнообразием тона и богатством

мимики, и «допрос Карамазова прокурором и следователем», где

внимание публики достигает «высокой степени напряжения».

С теми или иными вариантами похвала эта повторялась потом

в десятках, если не сотнях рецензий, написанных по поводу

игры Орленева в «Карамазовых». Рецензия «Костромского ли¬

стка» интересна еще и потому, что в ней впервые рядом с Орле-

невым упомянуто имя Аллы Назимовой, про которую сказано, что

она, хоть и молода годами для роли Грушеньки, но «каждое ее

появление вызывало живейший интерес в публике». Со встречи

с Назимовой начинается новая страница жизни Орленева.

У Достоевского в «Исповеди горячего сердца» Митенька Ка¬

рамазов рассказывает Алеше, как, обозлившись на Гругаеньку,

пошел к ней, чтобы выместить обиду, и потерял себя; увидел

инфернальницу, и все полетело «вверх пятами», «грянул гром,

ударила чума, заразился и заражен доселе». Почти такое же по¬

трясение испытал Орленев, когда из зрительного зала в первый

раз увидел на сцене Назимову в маленькой роли знатной патри¬

цианки Попей Сабины в инсценировке популярного романа

Г. Сенкевича «Камо грядеши». Пойся и в романс лицо эпизодичс-

ское, а в театре у нее и слов-то почти не было, и тем не менее,

увидев юную дебютантку — она была моложе Орленева на целых

десять лет,— он потребовал, чтобы именно ей поручили роль Гру-

шеньки. Для своего возраста она уже много что повидала: дочь

ялтинского аптекаря Левентона (Назимова — ее театральный псе¬

вдоним) училась в Швейцарии музыке и танцу, потом прошла

курс в Москве в Филармоническом училище у Немировича-Дан¬

ченко, но как актриса пока что ничем не отличилась. Обращала

на себя внимание только ее красота, при всей строгости очень

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии