Орхидея съела их всех

Бриония смотрится в этом поле ужасно глупо. Она для него слишком большая. Слишком серая, урбанистичная и толстая, в одежде из “Оски”, со стрижкой от “Toni&Guy” и голыми лодыжками. Что до подсолнухов, то им одежду придумали ангелы, а прическа – результат совместного творчества свободной любви, причудливой науки и чистоты безмолвной Вселенной, и стоят они в этом поле, будто строй прекрасных Мэрилин Монро, и каждый – в образе кающейся девушки-крестьянки, правда, раскованной: подбородок гордо задран вверх, бретелька фартука сползла с плеча. Нах, подсолнух. А что там с юностью, канувшей без следа? Это, конечно же, Чарли. Или нет? А как же старый добрый Джеймс, верный и принимаемый как должное, с его нелепыми супами, наборами для ремонта шин, радиопостановками и поисками рецептов сиропа из фиников? И он к тому же любит подсолнухи. Кто бы мог подумать?

Стебель у подсолнуха до того мощный, что Бриония не может обхватить его пальцами. Вообще, подсолнухи какие-то гигантские. Ничего общего с теми худосочными фитюльками, которые продают в супермаркетах. А эти… Эти просто удивительно трудно сломать. Точнее, переломить стебель – это Брионии под силу, это легко, но толстые пучки волокон, которые тянутся по всей длине, так просто не разорвешь. Вот, наверное, для чего была нужна лопата. Но Бриония все равно не понимает, чем бы тут помогла лопата. В конце концов она просто тянет и тянет эти самые волокна, и ей слышится, что подсолнух кричит, как в том документальном фильме, который снимали ее родители сто лет назад. Она представляет себе, что растение кричит и умоляет ее остановиться, но она все равно продолжает тянуть, и волокна лопаются медленно, как толстые куски кожи, и отрываются от стебля только у самой земли. И стебель теперь, понятное дело, измочален. С волокнами оторвалось слишком много мякоти, и подсолнух потерял опору, стебель его не держит, и цветок роняет голову, умирая. “Нах, подсолнух, как ты изнемог”. Бриония отшвыривает его в сторону и принимается за следующий.

– Что ты делаешь?

Пи стоит в дверях в толстом черном халате, который ему купила Флёр. На нем кашемировые тапочки, которые она ему связала. В руках – пустая кружка фабрики “Веджвуд”, Флёр купила ее специально для Пи, чтобы, когда он здесь, у него была своя собственная кружка. Он – до сих пор здесь. Флёр сидит за письменным столом и пишет.

– М-м?

Она пишет – и в то же время наблюдает за зарянкой, которая только что закончила утреннее купание. Какие эти птицы забавные, когда купаются! Умудряются выглядеть при этом комичными и одновременно страшно гордыми. Для Флёр это всегда настоящее счастье, когда ее подарки принимают. Первые несколько дней птицы игнорировали новую купальню. А теперь все они ею пользуются, даже дятел. А еще белка и кот агента по продаже недвижимости. Где-то в саду пчела высасывает остатки нектара из поникшей вербены, словно сейчас пять утра и это вечеринка в доме, где ковровой дорожкой покрыта только середина лестницы.

– Что ты делаешь?

– Пишу.

– Ты не пишешь.

– Ну, вообще-то пишу. То есть…

– Чего это тебе вдруг вздумалось писать?

– Записываю вещи, которые говорила Олеандра. Я и Пророка попросила записать для меня, что вспомнит. И бывших клиентов вроде Скай Тернер. Знаешь, разные ее фразы вроде…

– А, знаю, знаю. “Что подсказывает тебе сердце?”

– Ну да, а еще…

– “Как бы поступила Любовь?”

– Да, но не только это, еще…

– Все это не обязательно записывать. Просто пойди и купи себе любую книгу Паоло Коэльо. Она год за годом обдирала его как липку.

– Да, но мне кажется, она говорила вещи гораздо более…

– А некоторые вещи она не говорила, а просто подразумевала – например, “рабство – это в порядке вещей”.

– Что? Она никогда не говорила, что рабство – это…

– Да ладно тебе, в мире Олеандры все было в порядке вещей.

– Ну… Ты ведь не станешь утверждать, что…

– Да она даже не потрудилась хоть раз внимательно прочитать “Бхгавадгиту”.

– Послушай…

– Ладно, и что же ты там написала? Можно взглянуть? “Представьте себе, что вы очень бедны”.

Пи смеется.

– Ага, понятно, но сама-то она бедной не была, правда? – говорит он. – Никто из вас тут не был бедным. “Представьте, что вы – белка”?

Опять смеется.

– Ты с ума сошла.

Представьте, что вы белка, которая заготавливает на зиму орехи. Вы дни напролет прочесываете поля, леса и сады в поисках желудей или, если повезет, орехов, брошенных людьми, которые кормят птиц. У вас уходит уйма времени на то, чтобы найти пищу и припрятать ее на долгую зиму, которая уже на носу. Утром, днем и ночью вы носитесь там и сям, сортируете, копошитесь, запасаетесь. В удачный день удается припасти десяток орехов. Едите вы тоже немало, чтобы хватало сил на поиски и чтобы до первых заморозков слегка обрасти жиром.