Аларикусу тогда было пять, и он вполне осознавал, в отличие от сестёр, происходящее вокруг. Его поразило холодное, устрашающее величие Белой цитадели, мощь её магии, а также немощная старость, которая предстала перед ним в облике деда. «Неудивительно, что он при смерти — такие-то условия, — подумал тогда Аларикус, ёжась при взгляде на ледяные стены. — Удивительно, что старик протянул здесь так долго». В разговоре тогда Аларикус, конечно же, не участвовал, был только представлен деду, но по возвращении домой попросил отца рассказать, за что Райнхарда заключили в тюрьму — раньше это упоминалось лишь как факт. Подумав немного и решив, что мальчик дорос, отец рассказал про восстание Геллерта Гриндевальда, его путь к власти и то, как дед поддержал Геллерта, а затем вместе с ним проиграл. «Нам повезло, что мало кто в массах знает имя моего отца и то, что он был некромантом в армии Гриндевальда, — сказал отец. — Наш род получил куда меньше ударов после войны, чем мог бы и чем получили семьи других сторонников Гриндевальда, включая его собственную. И мы должны такое положение вещей сохранить, затаившись и переждав…»
Эту часть рассказа Аларикус уже почти не слушал — думал о том, что эта самая «некромантия», о которой он пока ещё мало знал, должно быть, очень необычная и мощная отрасль знания, если отец говорит так серьёзно о том, что семье повезло, что занятия дедушки Райнхарда остались в тени. С тех пор Аларикус стал скрупулёзно собирать информацию и вникать в смысл области магии, в которой были одарены многие представители его рода. Ему стала интересна Смерть, поэтому мальчик начал тащить в дом мёртвых зверушек, которых находил в окрестностях, и изучать их в силу своих возможностей пятилетнего ребёнка. Его занятия раскрылись, когда в комнату стало невозможно зайти из-за вони разложения — так утверждала мать, хотя сам Аларикус запаха вовсе не чувствовал. После этого отец поговорил с ним вновь, строго запретив продолжать «исследования».
Аларикуса это остановило ровно на две недели, понадобившиеся на то, чтобы найти в старой части замка, которой пользовались редко, удобную комнату, где он мог продолжить свои изыскания, и обустроить её втайне от родителей и сестёр. Там он внимательно наблюдал за тем, как окоченевшие пташки, мыши, редкие змеи день за днём разлагаются, превращаясь в крайне неаппетитные на вид кучки испортившегося мяса, кожи, зубов, костей и перьев. Также он много читал — это стало возможным отчасти благодаря тому, что он пошёл в начальную школу Дурмстранга, куда при отъезде успел умыкнуть из дома несколько старых семейных книг. Некромантия в частности была хороша тем, что часть её заклинаний для исполнения не требовала волшебной палочки, которую иметь ученикам младшей школы и не полагалось, так что после долгих месяцев изучения литературы Аларикус смог начать практиковаться. Это было сложно и тяжело для ребёнка, но любопытство не давало отступить; кроме того, как видно, в игру вступила кровь, обуславливавшая предрасположенность именно в этой отрасли магии.
Приехав домой на летние каникулы, Аларикус почти не общался с семьёй, читая и упражняясь в своей комнате. Однако же только заниматься всё время было скучно, поэтому он решил разыграть сестёр: пробравшись на кухню, он выкрал двух кур, которых домовики ощипали, но ещё не успели разделать, и временно вернул их к жизни, после чего пустил бегать по внутреннему двору замка, где Урсула и Лора как раз играли. И хотя сёстры юмор явно не оценили, принявшись с воплями убегать от восставших ощипанных кур, как и родители, вновь принявшиеся «серьёзно» с ним разговаривать, сам Аларикус внутренне давился от смеха, пока с постным видом выслушивал нотации. С тех пор он порой разыгрывал кого-нибудь из членов семьи, хотя смешно отчего-то было по-прежнему только ему.
Так как шутки его не понимал никто, Аларикус стал шутить исключительно для самого себя. Вот и сейчас, выйдя из своей обители в небольшой холл, в который также выходили лаборатории Влада и Макса, он не мог не замереть, заметив, что дверь в лабораторию зельевара приоткрыта. Оттуда доносились голоса; тихо подойдя ближе и заглянув, Аларикус увидел, что Влад читает из книги:
— Пред сторожем в полночь рядами могил
Погост распростёрся в молчанье,
И месяц на плитах холодных застыл
В холодном и чистом сиянье.
Но вот под крестом оживает мертвец…
Где муж, где жена, где старик, где юнец
Встают в одеяниях длинных.
И тянутся, силясь друг друга найти,
И в круг — посредине дороги,
Всем хочется пляску скорей завести,
Да саваном стянуты ноги.
Но кто ж здесь давно от стыда не отвык?
Стряхнуть одеянья недолго — и вмиг
Все саваны сброшены в кучу…*