Орельен

Сам себе он в этом не признавался, — ведь он решил прогнать прочь эти мысли, все эти глупости, надо только отвлечься и т. д. и т. п. Вдруг он ощутил свою левую руку, которая постаралась-таки напомнить о себе. Ах да, эта идиотская история с окном. А что, если взять и купить йоду, чтобы порадовать мадам Дювинь? Уже немного распогодилось. Лертилуа свернул в переулок, вышел на улицу Сент-Онорэ, и сразу же окунулся в оглушительный и нестройный грохот, который соединенными усилиями производили автомобили, трехколесные велосипеды, развозящие товары, грузовики. Пешеходы напрасно искали такси. Ни одного свободного такси не было.

Орельен зашел в первую попавшуюся на пути аптеку. После уличного грохота магазин казался тихим, немножко мрачным. В полумраке помещения, обшитого темными деревянными панелями, вдоль которых шли полки, сплошь уставленные внушительного вида фаянсовыми банками с затейливыми латинскими надписями, он сначала никого не разглядел. Но за прилавком, поддерживаемым деревянными столбиками, на которых возвышались бронзовые лампы с большими шарами матового стекла и целой россыпью выгравированных звездочек, среди тесно заставленных витрин с ядами он обнаружил невысокого человечка в белом халате и черной ермолке на голове; цепочка от пенсне прячется за ухом, бородка еще не седая, но уже переливающая всеми оттенками серо-пегого, — словом, какая-то полосатая. Когда аптекарь спросил покупателя, что ему угодно, Орельен почувствовал смущение. Он вдруг сразу забыл, для чего сюда явился, он был убежден, что привела его в аптеку только мысль о Беренике. Он попросил дать ему лепешек от кашля. Взглядом он искал среди тоскливых кулис этого миниатюрного театра, среди шкафов, отсутствующую аптекаршу. Хозяин сурово прервал его, — каких именно лепешек? И сколько именно? Наконец Орельен выбрался из аптеки с пакетиком лепешек от кашля в кармане. Очевидно, супруга хозяина не торгует в аптеке. Совершенно очевидно. Однако на двери он метил кнопку звонка и надпись: «Ночной звонок». Ах, вот оно что! Вот оно, недостающее звено. Значит, супружеская чета живет здесь, на верхнем этаже, над аптекой. «Котр, фармацевт» и ниже «Насл. Девамбез» гласили заглавные буквы, выгравированные на витрине аптеки. Стало быть, этот пожилой господин и есть господин Девамбез. Дождь зарядил с новой силой, и Орельен, спасаясь от ливня, вбежал в подъезд. Вдруг его словно подхватило: сам понимая нелепость своих поступков, он распахнул застекленную дверь, ведущую в помещение привратницы, постучался и, просунув в щель котелок, спросил:

— Есть тут кто-нибудь или нет?

Чей-то голос ответил:

— А что вам?

Орельен хотел было удалиться, чувствуя, что совершит сейчас глупость, но перед ним уже стояла женщина неопределенного возраста, с красным носом, на плечах у нее была накинута черная шерстяная пелеринка, не скрывавшая серого передника.

— Кого вам угодно, мосье?

Орельен невнятно пробормотал: «Мадам Девамбез». Владелица красного носа сухо ответила:

— Мосье Девамбез сейчас в аптеке!

— Да, я знаю, но я хочу видеть мадам Девамбез!..

Тут произошло нечто совсем уж неожиданное. Владелица красного носа вдруг засуетилась, пелеринка переехала наперед, обе руки, как в античной трагедии, простерлись к небесам, и пронзительный голос возопил:

— Как? Вы ничего не знаете? Как же так, бедный мосье?

Орельену хотелось просто удостовериться, живет ли супруга аптекаря в этом доме или нет. И только. Неожиданный поворот событий лишь осложнял дело.

— Стало быть, вы не знаете? Ох, не любительница я объявлять такие вещи! Вы хоть не родственник, надо полагать? Нет? Ну слава тебе господи! Вот уж полгода, как мадам Девамбез скончалась… Долго болела. Как же она, бедняжка, намучилась! Я ей сама банки ставила. А сейчас мосье Девамбез места себе не находит. Мне отсюда слышно, как он иногда целую ночь бродит по комнатам.

Орельен поспешно удалился. Не этого он ждал. Проходя по улице мимо стеклянных дверей аптеки, он увидел в глубине неясный силуэт господина Девамбеза, и ему вспомнился стих Ламартина:

Одна уйдет, и сразу мир — пустыня…

Эту строчку кстати и некстати любил цитировать Гонфрей. Чудак! Он снова подумал о Беренике. Он не переставал думать о ней. Вот такой же представлялась ему и ее участь: овдовевший муж Береники тоже будет плакаться своей привратнице. Орельен сердито пожал плечами.