Орельен. Том 2

До чего все-таки удивительно, что ее комната сейчас, аккуратно убранная, так непохожа при ярком свете дня на ту же комнату при искусственном свете, когда в ней царит предвечерний беспорядок и беспорядок любви. Ибо и это тоже зовется любовью. Она вспомнила их первые дни. Сначала она пыталась отвлечься, ей хотелось что-то безнадежно испортить, разрушить что-то дотла… воздвигнуть между собой и тем… Поэтому-то, в сущности, она и уступила мольбам этого мальчика, так твердо и сразу поверившего, что он влюблен в нее. А возможно, и правда был влюблен… С того самого вечера, когда они встретились у Мэри, он не пытался ухаживать за ней, даже не смел на нее смотреть… Им нравилось говорить о музыке… Поль не видел ее вплоть до дня их встречи у парапета на набережной Малакэ… не видел в буквальном смысле слова… Кто сказал, что любовь обязательно бывает с первого взгляда, подобно все испепеляющей молнии, если только существует такая молния? Вполне можно испытать на себе действие этой молнии с запозданием. Иногда Беренике казалось, что в тот день Полю просто надоело все: и собственная жизнь, и госпожа де Персеваль, квартирка в Аньере, аксолотли, и даже сам Менестрель. К тому же он со всеми переругался в кафе Пигаль из-за Виктора Гюго… Поэтому-то он и излил на нее весь запас своих восторгов… Береника медлила спускаться вниз. С Арчибальдом и Молли ей тоже не слишком хотелось видеться. Она оглядела свою комнату, то, что называлось ее комнатой.

С первого же дня она разрешила ему делать все, что он хочет. Для этого она и приехала сюда. У него был такой бесконечно счастливый вид. Он был как безумный. И расходовал себя до нелепости нерасчетливо. Не давал ей спать, не понимал, что все имеет границы. И неожиданно удивлялся совершенно естественным в подобном положении приступам слабости. Тогда он начинал по-детски плакать. Приходилось его утешать. Вдруг он засыпал. Словно проваливался в черную яму. И, лежа с ним рядом, она оставалась одна. По-настоящему одна.

Поэтому она и предпочитала приходить ночью к нему. Можно было оставить его спящего и потихоньку вернуться в свою комнату.

— Что ты там делаешь? Я тебя уже целый час жду внизу, со мной наша милая Вангу; она держит меня за полу и, представь, рассказывает о своем несчастном детстве!

— Я думала о тебе, — ответила Береника и не солгала. Поль весь расплылся от радости.

И впрямь погода стояла прекрасная. Будто сейчас самый разгар мая. В конце сада зацветала сирень. И на узенькой тропке, вившейся меж двух откосов, стоял какой-то удивительно нежный, но упорный запах, который Береника никак не могла связать с названием цветка.

— Помнишь, помнишь тот вечер, когда была гроза? — прошептал Поль. Береника вздрогнула. А, вот почему ей так знаком этот запах. Тогда, перед самым дождем, ветер принес с собой этот аромат. Должно быть, именно отсюда, где веяло этим благоуханием. Поль растрогался: — Тот вечер, когда была гроза. — Он потихоньку обнял Беренику за талию. Они шли, прижавшись друг к другу. Беренике пришлось переменить ногу, чтобы попасть в такт его шагам. Поль совершенно не умел ходить в ногу. Да… Не скоро она забудет тот вечер… тот грозовой вечер…

Тогда после обеда они поднялись к себе. Стояла невыносимая духота. А потом началось. Захлопали двери. Ветер. Содом. Молнии такой яркости, какой она никогда в жизни не видела. Грохот, треск. И этот безудержно хлынувший дождь. Все пробки перегорели. Тревожно звучали в темноте голоса. А внизу этот дурачок бренчал на пианино. Может быть, все это вместе взятое сыграло свою роль? Вполне возможно… Но только то, что испытала она тогда в его объятиях, даже отдаленно не могло равняться с тем, что она знала прежде… Неистовство… Она не подозревала, что с ней может твориться такое… что она способна на подобные чувства. И этим ощущением она была обязана мальчику, Полю, как раз тому, чьи ласки она только терпела все эти недели; это он, мальчик, подарил ей такое наслаждение… Кто бы этому мог поверить? Она и не верила. Должно быть, всему виной была гроза. Береника думала: «Как знать? Вдруг у меня будет ребенок?..» Она прекрасно знала, что детей у нее быть не может.

Поль любил вспоминать этот знаменательный для него грозовой вечер. Сама Береника была так удивлена всем происшедшим, что сказала ему об этом. Каким предметом гордости стал для него этот эпизод! При каждом удобном и неудобном случае он заговаривал о том грозовом вечере, намекал на сцену, разыгравшуюся при блеске молнии. Она вправду была как сумасшедшая, даже шепнула ему: «Люблю тебя…» Невольно шепнула. Слова сами слетели с ее губ. Как бы теперь она ни отпиралась от этих слов, ясно, что Поль ей не верит. Это «люблю тебя» запало ему в сердце. И не так уж она в самом деле жестока, чтобы взять эти слова обратно… Но после того грозового вечера одной обидой на жизнь стало больше: значит, это могло быть… могло быть и с другим, если бы она поверила тому, другому.

Поль никогда не заговаривал с ней об Орельене.